Кольца Сатурна. Английское паломничество - [35]
День клонился к вечеру, когда я добрался до дома Майкла в пойменных лугах на окраине Мидлтона. Я был признателен за возможность отдохнуть в тихом саду и рассказать Майклу о своих блужданиях по вересковой пустоши. Теперь мне невольно казалось, что я просто выдумал их. Майкл принес чайник, из которого то и дело вырывалось облачко пара, как из игрушечного паровозика. Все было тихо, не шелестели даже серые листья ветел, росших на луговой земле, по ту сторону сада. Мы беседовали о пустом и безмолвном месяце августе. «For weeks, — сказал Майкл, — there is not a bird to be seen. It is as if everything was somehow hollowed out»[49]. Все скоро поляжет, растут только сорняки, вьюнки душат кустарник, белые корни крапивы вылезают из-под земли, лопухи на голову выше человеческого роста, повсюду бурая гниль и клещи. И даже бумага, на которой с таким трудом выводишь слова и фразы, шершавая, словно вся в мучнистой росе. Видя все это, ты целыми днями и неделями ломаешь голову над вечным вопросом: ради чего ты продолжаешь писать? По привычке? Из честолюбия? Потому ли, что ничему другому не учился? Потому, что жизнь приводит тебя в изумление? Из любви к истине? От отчаяния? От возмущения? Неизвестно. Точно так же, как неизвестно, то ли писательство делает тебя умнее, то ли сводит с ума. Быть может, каждый из нас теряет кругозор ровно в той степени, в какой продвигается в своей работе. Быть может, по той же причине все мы склонны заблуждаться, принимая усложнение наших духовных конструкций за прогресс в познании. И при всем том мы смутно сознаем, что никогда не постигнем тех неизмеримых влияний, которые на самом деле определяют наш жизненный путь. Представьте себе, что ваш день рождения отмечается на два дня позже, чем день рождения Гёльдерлина. Неужели поэтому вас всю жизнь преследует его тень? Неужели поэтому вы снова и снова подвергаетесь искушению сбросить интеллект, как старый плащ, писать верноподданнические письма и стихотворения под псевдонимом Скарданелли и отделываться от неприятных посетителей, пришедших на вас поглядеть, обращаясь к ним «Ваше высочество!» и «Ваше величество!»? Неужели поэтому вы в пятнадцать-шестнадцать лет начнете переводить элегии, так как вас изгнали из родной страны? Возможно ли, что позже вы решитесь поселиться в этом доме в Суффолке только потому, что на железном водяном насосе в саду стоит 1770, год рождения Гёльдерлина? «For when I heard that one of the near islands was Patmos, I greatly desired there to be lodged, and there to approach the dark grotto»[50]. Гёльдерлин посвятил «Гимн Патмосу» ландграфу фон Хомбургу, а фамилия Хомбург была девичьей фамилией матери Майкла. Непостижимо, подумал я. Как возникает избирательное сродство? Как возникают аналогии? Как происходит, что в другом человеке вы видите самого себя, а если не самого себя, то вашего предшественника? Казалось бы, нет ничего удивительного в том, что спустя тридцать три года после Майкла я впервые прошел через английскую таможню. И в том, что я теперь собираюсь бросить свою профессию учителя, как сделал это он. И в том, что он поселился в Суффолке, а я в Норфолке. И в том, что мы оба сомневаемся в смысле нашей работы и оба страдаем аллергией на алкоголь. Но почему уже во время первого моего визита к Майклу у меня сложилось впечатление, что я жил (или когда-то давно побывал) в его доме? И жил во всем так же, как он? Этого я не могу объяснить. Помню только, что стоял в кабинете с высоким потолком и окнами на север и не мог отвести глаз от тяжелого секретера красного дерева, вывезенного еще из берлинской квартиры. Майкл сказал, что больше не работает в этой комнате из-за холода, царящего здесь даже среди лета. Мы говорили с ним об отоплении, а мне все больше и больше казалось, что не он, а я покинул этот кабинет, освещенный мягким северным светом. Что эти очечники, эти письма и письменные приборы, брошенные здесь явно несколько месяцев назад, были когда-то моими очечниками, письмами и приборами. И в пристройке, выходящей в сад, мне показалось, что я (или такой, как я) хозяйничал там бог весть сколько времени.
Ивовые корзины с растопкой из мельчайших веточек хвороста. Гладкие белые и светло-серые камни, раковины и прочие находки с морского берега в безмолвном собрании на комоде у бледно-голубой стены. Пакеты и картонки, сложенные стопкой в углу у двери в кладовку и ожидающие своего повторного отправления. Все это подействовало на меня как натюрморты, созданные моей собственной рукой, которая лучше всего удерживает ненужные вещи.
Роман В. Г. Зебальда (1944–2001) «Аустерлиц» литературная критика ставит в один ряд с прозой Набокова и Пруста, увидев в его главном герое черты «нового искателя утраченного времени»….Жак Аустерлиц, посвятивший свою жизнь изучению устройства крепостей, дворцов и замков, вдруг осознает, что ничего не знает о своей личной истории, кроме того, что в 1941 году его, пятилетнего мальчика, вывезли в Англию… И вот, спустя десятилетия, он мечется по Европе, сидит в архивах и библиотеках, по крупицам возводя внутри себя собственный «музей потерянных вещей», «личную историю катастроф»…Газета «Нью-Йорк Таймс», открыв романом Зебальда «Аустерлиц» список из десяти лучших книг 2001 года, назвала его «первым великим романом XXI века».
В «Естественной истории разрушения» великий немецкий писатель В. Г. Зебальд исследует способность культуры противостоять исторической катастрофе. Герои эссе Зебальда – философ Жан Амери, выживший в концлагере, литератор Альфред Андерш, сумевший приспособиться к нацистскому режиму, писатель и художник Петер Вайс, посвятивший свою работу насилию и забвению, и вся немецкая литература, ставшая во время Второй мировой войны жертвой бомбардировок британской авиации не в меньшей степени, чем сами немецкие города и их жители.
В.Г. Зебальд (1944–2001) – немецкий писатель, поэт и историк литературы, преподаватель Университета Восточной Англии, автор четырех романов и нескольких сборников эссе. Роман «Головокружения» вышел в 1990 году.
«Campo santo», посмертный сборник В.Г. Зебальда, объединяет все, что не вошло в другие книги писателя, – фрагменты прозы о Корсике, газетные заметки, тексты выступлений, ранние редакции знаменитых эссе. Их общие темы – устройство памяти и забвения, наши личные отношения с прошлым поверх «больших» исторических нарративов и способы сопротивления небытию, которые предоставляет человеку культура.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.