Князь Игорь. Витязи червлёных щитов - [11]

Так ехали ещё с час, пока кони сами не остановились. Путники насыпали им из перемётных сум в торбины овса, покормили, взяли в руки поводья и двинулись дальше.

Наступали сумерки. Приближался вечер.

Давно уже должны бы прибыть в Глебов, а его всё нет и нет. Неужели мимо проехали? А ветрище не унимался, буран, казалось, задался целью замести снегом всю землю.

И кони и люди совсем выбились из сил.

— Отдохнём хотя бы немного, — сказал Самуил, останавливаясь. — Клади коня спиной к ветру. А сам ложись за него.

Легли.

Сразу же вырос сугроб. Стало тише. Снеговей продолжал завывать над полями, но уже не сёк лица, не забивался в рукава, за воротник, не замерзал на бровях и бороде ледяной коростой.

Ждан свернулся клубком, прижался спиной к тёплому животу коня, натянул поглубже на голову шапку и закрыл глаза. Подремать? Но сон не приходил, мысли роем вихрились в голове.

Ещё и месяца не прошло, как из далёкого половецкого кочевья выехали они с отцом вот в такой же вьюжный вечер и направились на запад, на родную землю. А как много изменилось в его жизни! Судьба вон как круто изменила жизненный путь. К лучшему ли, к худшему? Кто это ведает? Пока что — к лучшему. Он сдружился с умным и добрым дядькой Самуилом, который, может, и проявляет хитрость к покупателям, сам же говорит: не обманешь — не продашь, но к нему относится, как к родному. Окончательно вызволил из половецкой неволи. Познакомился с князем переяславским и получил от него за добрую весть и верную службу коней, одежду и оружие, а это — целое богатство! Чего ещё не хватает?

Он и не заметил, как задремал. Проснулся от того, что чья-то рука трясла за плечо.

— Вставай, отрок! Вставай! А не то задубеем тут! — послышался голос Самуила. — Надо двигаться дальше.

Ждан поднялся. Было уже совсем темно.

— Куда же идти?

— Бери коня за повод и не отставай от меня!

Но не сделали они и сотни шагов, как услышали собачий лай. Значит, впереди жилье, там — спасение: для них тёплая хата, для коней — безветренная конюшня да охапка сена. Вперёд! Скорее туда!

Хата вынырнула из тьмы внезапно — выглянула камышовыми стрехами из-под снега, как гриб из-под листа. Сквозь махонькое оконце, затянутое сухим бычьим пузырём, мерцал желтоватый свет.

Самуил застучал древком копья в дверь.

— Хозяин, открывай!

Дверь приоткрылась, послышался старческий голос:

— Кто тут? Кого Бог послал?

— Путники, отче! Пусти в хату — замерзаем!

— Да кто же вы такие?

— Гонцы от князя переяславского к князьям киевским.

— Так вы и ехали бы в город — к тиуну[20].

— А что за город?

— Да Глебов же!

— Глебов! А далеко ли?

— Да нет — всего поприще[21]. А это посад…[22]

— Отче, побойся Бога! У нас уже нет сил и два шага ступить, а ты говоришь — поприще. Нет, мы у тебя заночуем! — И Самуил решительно отстранил хозяина от порога. — Хлев у тебя есть?

— Да есть.

— Так поставь туда наших коней и сенца им дай.

Старик накинул на плечи кожушину, и они вместе напоили коней, расседлали и положили им сена. А когда управились, зашли в хижину.

Хатка небольшая. Слева от двери — печь, под образами — стол, за печью широкие полати для спанья. Там, накрытый кожухом, кто-то лежал. Вдоль стен, скреплённые с ними, лавки. В устье печи горит лучина, освещая небольшой столик башмачника с его инструментами — деревянными колодками и гвоздиками, дратвой, смолой, острым ножом, молотком… Там же, на столике, стояла пара сапог — один уже готовый, а другой ещё на колодке. На жердине, под потолком, незатейливая одёжка смерда.

— Как же тебя звать, дедусь? — спросил Самуил.

— Поп окрестил Иваном, а люди прозвали Живосилом… Так и вы зовите — Живосилом.

— Так, может, старина Живосил, угостите нас чем-нибудь горяченьким? С мороза — ой, как хочется!

— А что, это можно! Добрым людям мы всегда рады! — ответил дед Живосил и заглянул за печь. — Любава, Любава! Вставай! Бог послал нам гостей — приготовь вечерять!

Из-под кожушины вылезла девушка, накинула на плечи епанчицу, вступила в сапожки, вышла на свет.

— Добрый вечер, люди добрые!

— Будь здрава и ты, девонька, — ответил и за себя, и за своего молодого спутника Самуил. — Прости, не дали тебе поспать.

— А я ещё и не спала, — ответила Любава. — Присаживайтесь к столу, а я быстренько… Правда, не ждали мы никого, так что не обессудьте, чем богаты — тем и рады… Борщ вот у нас есть!

Она улыбнулась и вдруг встретилась взглядом с Жданом. Похоже, не ожидала, что один из гостей — пригожий молодец, так как смутилась, быстро опустила глаза и кинулась к печи. Но этого мгновения было достаточно, чтобы Ждан заметил необычайную красоту девушки и тоже стушевался.

Девушка и вправду была прекрасна. Чем — юноша и сам не мог понять, не имел времени рассмотреть, а сейчас она пригнулась к печи и рогачом доставала закопчённый горшок с борщом — видна только стройная фигурка и густая чёрная коса. И ещё запомнилось: из-под тонких бровей на него глянули такие неожиданно тёплые, тёмно-мглистые, с поволокой глаза — как летнее звёздное небо!

Любава!..

Тем временем девушка налила в большую глиняную миску борщ, на рушник нарезала хлеб, начистила лук и чеснок — поставили всё на стол. Перед образами засветила свечку — в хате стало сразу светлее.