Джузеппе Бальзамо, таково его подлинное имя, родился в 1743 году в Палермо. В молодости он учился в семинарии, затем был отдан в монастырь, откуда вынес некоторые врачебные навыки, а также познания в области химии и ботаники, весьма, впрочем, небольшие. Бежав из монастыря, Калиостро обнаруживает крупные таланты к художествам и фехтованию, которые не замедлил использовать в противозаконной деятельности. Он изготовлял приворотные зелья, сообщал заинтересованным лицам, где, по его мнению, зарыты клады, подделывал официальные документы. Примелькавшись палермской полиции, Бальзамо решает покинуть родной город и отправляется путешествовать по свету, меняя псевдонимы, как перчатки. То он граф Хара, то граф Дель-Фениче, то Маркиз Пеллегрини, а то скромный сеньор Мелисса или господин Бельмонте… Были в его арсенале и совершенно экзотические прозвища — граф Феникс, например. В конце концов он стал называться привычным для нас именем — граф Александре Калиостро. Под таким звучным псевдонимом судьба и заносит его в Россию.
В 1779 году он появляется в Митаве — столице курляндского герцогства, которое тогда принадлежало России. В Митаве он встречает давнюю почитательницу и поклонницу его таланта — Элизу фон дер Рекке, урожденную графиню Медем, которая знакомит его со своими родственниками, графами Медем — масонами и алхимиками. В те времена подобное времяпровождение уже не было чем-то предосудительным, наоборот, это было модное занятие. Европа буквально кишела различными обществами, которые скопом варили всяческие эликсиры или искали философский камень. Случалось, что среди них были лица королевской крови. Естественно, что в такой атмосфере люди, подобные нашему гранту, чувствовали себя как рыба в воде. И, встретив столь благодарную публику, Калиостро решает поразить ее одним из своих «чудес». В качестве ассистента был избран ребенок из семьи Медем, мальчик, который немедленно был вымазан загадочным «елеем премудрости» и от которого бедное дитя тут же прошибло потом. Сохранилась гравюра тех времен, на которой изображен сеанс магии Калиостро. На ней отчетливо видно, как граф возложил руку на лоб мальчика и что-то говорит своим почтительно внемлющим слушателям. А вот как это выглядело в деталях.
Калиостро стал бормотать над ребенком заклинания, а затем нарисовал на голове и руках какие-то таинственные фигуры, после чего велел мальчику смотреть себе на руку. Мальчик тут же приобрел дар «ясновидения».
— Что вы хотите, чтобы ваш сын увидел? — спросил Калиостро у отца ребенка.
— Я хочу, чтобы он увидел свою мать и сестру, которые остались дома, ответствовал отец семейства. Калиостро опять забормотал заклинания, а затем спросил у мальчика, что тот видит. Ребенок отвечал, что видит мать и сестру.
— А что делает твоя сестра?
— Она держит руку у сердца, словно оно у нее болит… а теперь пришел домой брат, и она его целует.
На этом «эффектном» трюке Калиостро раскланялся, и сеанс закончился. Митавская публика уверовала в сверхъестественные способности палермского проходимца. Как же выглядел этот человек, чья деятельность вызывала столь высокий интерес и безоговорочное доверие? Джованни Казанова во время своих скитаний встречавший Калиостро лет за десять до его приезда в Россию, оставил нам описание его внешности. Выглядел тогда Джузеппе Бальзамо, еще не принявший «графского» достоинства, так: «Ростом мал, крепко сбит, лицо запоминавшееся, исполненное отваги, наглости, насмешки, плутовства…» На Казанову большое впечатление произвели способности Бальзаме как рисовальщика: «Талант его был несомненный, а меж тем он клялся, что ему на жизнь не хватает, но я ему не поверил. Он был из природы гениальных лентяев, что предпочитают бродяжничать, а не трудиться». Кстати, Бальзаме не преминул похвастаться своими талантами и в области подцепки документов, на что Казанова рассудительно заметил, «что он может извлечь из него немалую выгоду: но действовать надлежит с высокой осторожностью, а то можно и головы лишиться». Казанова счел Калиостро за неаполитанца или сицилийца, но более о внешности интересующей нас персоны не сообщил ничего, уделив повышенное внимание его прекрасной спутнице. Спутница и жена Лоренца Бальзаме, должно быть, действительно красивая женщина, привлекала внимание окружающих мужчин, выступая в качестве «живца», — они заговаривали с ней, а дальше все зависело от ума и обаяния Калиостро, его способности заинтересовать собеседника…
Но мы немного отвлеклись, вернемся к внешности нашего героя. У нас есть возможность дополнить скупые сведения великого сердцееда воспоминаниями очевидцев курляндских фокусов «графа». «Он был на вид похож на разряженного лакея: его необразованность бросалась в глаза с первого взгляда, он даже писать не мог без грубых ошибок. По-французски он говорил плохо… даже на родном итальянском языке он, строго говоря, не умел изъясняться, а говорил на угловатом сицилийском диалекте», но все это не смущало великосветскую публику Митавы, ведь, как мы знаем, Калиостро много распространялся о своем восточном происхождении. Это объясняло, с точки зрения его почтитателей, грубую, простонародную манеру вести беседу и некоторое отсутствие светских манер. Тем более что внешне Калиостро вел себя выдержанно и корректно, «не предавался ни обжорству, ни пьянству, никаким вообще излишествам; он проповедовал воздержание и чистоту нравов и первый подавал тому пример».
