Клоун, или Подарок на день рождения - [8]

Они сидят на земле. Сидят, поджав по себя ноги и глядя на потихоньку встающее возле горизонта солнце. Держат руку друг друга — правую. Крепко-крепко. Свежий утренний воздух ерошит волосы, обдувает лицо, вытаскивает на свет самые сокровенные, самые опасные мысли. И чем больше Эдвард озвучивает их, чем больше позволяет себе сказать, тем легче дается каждый вдох. С души раз за разом падают камни.

Он не стесняется — человеку, едва не переступившему последнюю грань, стесняться уже нечего. Он не боится — по той же самой причине. Он лишь хочет, чтобы его послушали. Слушателя хочет. И девушка вот уже третий час подряд прекрасно справляется со своей новой ролью. Как обещала. Сдалось ей вытаскивать людей с того света… таких, как он, в особенности. И ещё улыбаться им. ИМ!

— Я восемь месяцев просидел без работы и это добило её. Сподвигло уйти.

— Твою жену?

— Да, Алисию. И Мэлани она, конечно же, забрала с собой.

Белла кивает, вспоминая короткий рассказ о рыжеволосой девочке с синими, как море, глазами, о её румянце на щечках, о её счастливом смехе, — маленькая черно-белая фотография всегда у папы в кармане, всегда рядом с сердцем. Она была там и в кофейне и тогда, когда дуло уже готовилось выпустить пулю. Отец скучал по дочери, это очевидно. А видеться решением суда было запрещено.

— Ты из-за этого решил?..

— Нет.

Белла ещё раз кивает — понимающе. Что удивляет Эдварда, так это отсутствие насмешки, неодобрения или какой-то скрытой уверенности в его безумстве в карих, точно под цвет волос, глазах. Это странное создание с молочной кожей и выразительными маленькими губами смотрит на него внимательно, смотрит, ловя каждое слово. Участвует. Сострадает. Но не утешает. Но не жалеет. Ободряет.

— Мне нужен был стабильный доход, чтобы вернуть право видеть Мэл. И я его нашел.

Девушка немного прикусывает губу, повнимательнее глядя на лицо любителя латте. Уже не на мокрое и не на такое бледное. Уже при сероватом свете утра. Уже в новом дне — окончательно. И поражается тому, что он хотел с собой сделать. Поражается тому, как удержала от подобной затеи. До сих пор не верится. Не укладывается в голове. Если разлука с дочерью не причина, если не повод уход жены, её иск против него… то что же?

— Секретарь, да? Или рабочий «Макдоналдс»? Там постоянство — я знаю.

Эдвард щурится, чуточку, совсем капельку — впервые за всю ночь после их второй встречи — улыбнувшись.

— Клоун.

— Клоун? Неужели?

— Я сам был удивлен. Но цирку понадобилась именно эта вакансия. Что, не гожусь?

Белла поспешно качает головой.

— Годишься, конечно же.

Вздыхает, пуская во взгляд сочувствие. Краешком губ улыбается, когда произносит:

— Какой грустный клоун.

— Он не был грустным, когда пришел туда, — мужчина задумчиво смотрит куда-то за спину своей собеседницы, облизывая губы. Его тело почему-то напрягается, а пальцы, держащие руку Беллы, делают это куда грубее.

А потом молчит. Сразу, будто бы решает не говорить больше об этом. И обо всем. Словно бы тишину слушает. И птичку.

— У тебя нет семьи, так? — вопрос звучит не меньше, чем через десять минут. Первый вопрос, неторопливый. Продолжение едва начавшегося разговора.

Девушка переводит на него взгляд, натыкаясь прямо на зеленый блеск. Теперь он участлив. Теперь ему интересно. И в этот раз готов ободрить он. Без лишних просьб и намеков.

— Как ты догадался? — только и может тихо поинтересоваться она.

— Если бы была, этой ночью тебя бы не было в безлюдном парке на конце города.

— Это спорный вопрос…

— Ни в коем случае. Спор здесь неуместен.

Сдаваясь, Белла кивает. Признает поражение. Вспоминается — совсем некстати, совсем не к месту и точно напрасно — день похорон. Гробы, зеленая лужайка, ровные прямоугольные ямы и небольшая процессия людей в черном. Она мечтала забыть этот день. И тот, в котором перевернулся автобус, тоже. Единственная среди ста — и живая. Зачем только, если потеряла всех?

— Иди сюда… — тихо, совсем тихо, как шелест травы. То ли просьба, то ли мольба. Он зовет её?..

Белла поднимает голову. Не понимает, к кому обращаются и с какой целью.

И снова яблочные глаза в центре внимания. И снова затягивают в себя, отказываясь отпускать на свободу. Держат. Концентрируют. Заклинают.

И она слушается. Смущенно, но слушается. Нет смысла чему-то противиться — этой ночью уже было все.

Забираясь к мужчине на руки, она делает глубокий вдох. Опасливо, словно бы он вот-вот испарится, прижимается щекой к вылинявшей футболке. Незнакомый запах, перемешанный с потом, дождем и угасающим отблеском какой-то туалетной воды, мигом заполоняет рецепторы. Неожиданно приятно. Неожиданно спокойно. А то, что сердце под тканью бьется, ещё одна маленькая победа. Он ведь пытался заставить его навсегда замолчать…

Эдвард, заметив скованность и интерес Беллы, обнимает свою собеседницу покрепче, удобнее устраивая на коленях:

— Так теплее, — простодушно поясняет он. В голосе — улыбка.

…А время идет. Его не остановить, не прервать, не уговорить. Голубые цифры на запястье девушки сменяются, постепенно переходя с одних позиций на другие — ещё, казалось бы, было пять, а уже шесть. Уже пятерка исчезла.