Китовый ус - [77]

Работа у него суматошная: туда уголь, оттуда лес, а еще куда-то порожняк; составитель выглядывает то впереди, то позади паровоза, взмахивает желтым флажком, а Николай Карпович, как бы поддакивая ему, потихоньку дергает за свисток, боясь, что получится слишком громко. Со-сс, со-сс, — сипит маневровый, ползая по тупикам. И так каждый день.

Сегодня Николай Карпович явился на работу в новой форменной фуражке с кокардой и эмблемой, изображающей крылья, летящие на колесе, в свежем кителе, выбритый и с подстриженными усами. Сегодня поездка на узловую станцию, где маневровому будут промывать котел. До узловой недалеко, немногим больше ста километров, но поездка туда для Николая Карповича, его помощника Степана Козлова и кочегара Васьки — все-таки событие.

Николай Карпович был с утра в праздничном настроении. Но день начался не без неприятностей — перед поездкой велели растолкать по тупикам два десятка вагонов, прибывших на станцию ночью. Только к полудню, когда с вагонами было покончено, хорошее настроение вновь вернулось к нему.

Сейчас маневровый стоит на первом пути. Поджидая, пока дадут зеленый, Николай Карпович вместе со Степаном Козловым осматривают паровоз, а наверху, на тендере, Васька с грохотом подбрасывает уголь к топке.

В такие минуты и Козлов, обычно угрюмый и медлительный, веселеет. Он тоже когда-то был машинистом; только случилась у него беда — помял хвост впереди стоящему эшелону. Его перевели в кочегары. Было это давно, он уже лет шесть ездит помощником машиниста, а взглянуть ему в глаза — можно подумать, что авария произошла у него не далее как вчера. А в поездке Козлов как бы молодеет, обретает уверенность в себе.

— Зеленый! — кричит с тендера Васька и, вытирая пот, размазывает по лицу угольную пыль, кричит снова — боится, что его не услышали.

Николай Карпович слышит и продолжает осматривать паровоз. В таких случаях особенно не стоит спешить. Он постукивает молоточком по колесам, прислушивается к чистоте звучания металла. Проверив паровоз, он так же медленно, будто растягивая, удовольствие от предчувствия быстрой езды, езды со свистом и грохотом, по которой так истосковалась его душа в тупиках, поднимается в кабину и тщательно вытирает руки ветошью.

Васька, раздевшись по пояс, швыряет уголь в дышащий огнем зев топки. Закрыв топку, он жадно пьет из бутылки газированную воду. Острый кадычок быстро двигается под взмокшей кожей, а глаза скошены на Николая Карповича: «Трогай же, зеленый горит!»

Ваське особенно не терпится, он едет на узловую всего второй раз.

«Пора», — решает Николай Карпович, с силой дергает свисток и открывает пар.

Маневровый легко набирает скорость. Станция с тупиками — позади, паровоз мчится уже через бор, оглашая его гулким грохотом. Николай Карпович высовывается из окна. Упругие струи воздуха, пахнущие нагретым мазутом, чебрецом, который серыми пятнами растет на песчаных буграх, разомлевшей хвоей, щекочут ему лицо, топорщат усы. Хорошо!

После долгого перерыва Николай Карпович как-то острее видит кружащийся бор и слышит лесные запахи. Для него эта поездка все равно что для других встреча с родными местами, прогулка в лес, любимое место на берегу реки, где можно собраться с мыслями, почувствовать себя человеком и посмотреть отсюда: что ты значишь в той, будничной жизни. В таком месте и помыслы чище, и суд над собой более строгий.

По этой дороге Николай Карпович возил лет двадцать донецкий уголь. Сначала он, как сейчас Васька, радовался, глядя на новые места, потом привык к ним, а потом, проездив здесь немало, вдруг заново открыл для себя города, поселки, села и разъезды. Он увидел людей, которые постепенно строили улицу, начиная ее от одинокой путевой будки.

Под паровозом грохочет мост через Донец. На реке пустынно, берега заросли густым вербняком. Из-под моста, рассекая зеленоватую воду, плывет стайка уток с красавцем селезнем во главе.

Вот-вот будет станция.

Лет пять назад в трех километрах от станции еще стоял домик, окруженный высокими ольхами. Николай Карпович приметил его сразу, как только начал работать в этих краях. У домика были белые стены, низкая коричневая крыша — издали он напоминал большой белый гриб. Теперь здесь стоит какой-то завод и большой поселок, и Николай Карпович, пожалуй, не смог бы сейчас точно указать то место, где был домик. В памяти сохранилось лишь то, что стоял он на сто пятом километре.

Неподалеку от домика возвышался входной семафор. В первые послевоенные годы поезда часто останавливались перед ним — на станции паровозы не успевали заправляться водой. Тогда нередко приходилось ожидать свободного пути.

За время таких остановок Николай Карпович приметил обитателей домика — женщину и двух мальчиков. Старшему было лет одиннадцать. Утром он ходил по железнодорожному полотну в школу на станцию, после обеда помогал матери управиться с хозяйством. Иногда его можно было видеть на линии с ведром — собирал на путях куски угля, которые падали с горой нагруженных вагонов. Младший, лет семи, в коротких штанишках с помочами наперекрест, летом пас под откосом коз. Уголь он не собирал, ему, наверное, строго-настрого запретили показываться на линии.