Каторжный завод - [36]

Идущие рядом с любопытством оглядывали Ивана.

— Здоров, варнак, — с завистью сказал молодой еще, тоже рослый мужик.

— Вот это борода! Не то, что у тебя, Ипат, три волоска в четыре ряда и все рыжие, — хохотнул кто‑то за спиной Ивана.

А небольшой прикренистый мужичонка, выделявшийся из всех, тоже не бот весть как обряженных, на редкость изодранной рубахой, в дыры которой просвечивало худое костлявое тело, спросил Ивана:

— Одпако, не нашего табуна?

Иван глянул на него сверху вниз.

— Теперь вашего.

— С каких краев?

— С Петровского завода.

— Скажи на милость! — обрадовался мужичонка. — Не встречал ли там Еремея Кузькина?

«Час от часу не легче», — подумал Иван.

— Встречал. Я и есть Еремей Кузькин.

— Ты?! — мужичонка даже присел от изумления. — Дык как же? — Зажав в кулак пегую бороденку, он с недоумением и испугом всматривался в Ивана небольшим и, слегка раскосыми глазками.

— Говорю, значит я! — отрезал Иван и так глянул, ровно стегнул. — Кому лучше знать, тебе или мне!

— Да нет, я ничего, — заторопился мужичонка, опасливо отходя подальше.

Иван мрачно усмехнулся.

— Ну и я ничего.

За околицей слободки толпа растеклась натрое. Направо — к доменной печи, прямо — в мастерские, налево, под горку — большая часть — на конюшню запрягать лошадей, — это подвозчики руды и угля.

Вместе с Иваном направо свернул и любопытный мужичонка.

«Чтоб тебя черти задрали! — ругнулся про себя Иван. — Будет теперь глаза мозолить».

Но мужичонка, по–видимому, понял предостережение и не только не приставал больше с расспросами, но и не оглядывался в сторону Ивана.

Рабочие, подходя один за одним, разобрали тачки и потянулись гуськом па рудный двор.

Только собеседник Ивана замешкался.

— А ты чего заскучал! — прикрикнул на него мастер.

— Колеско чего–ита хлябает, — оправдывался мужичонка, склоняясь над опрокинутой тачкой.

— Опять финтишь, Трншка! — погрозил мастер. — Привык на чужом горбу в рай въезжать.

— Сей минут, Герасим Васильич, — Он поспешно перевернул тачку и рысцой погнал ее по накату, выстланному из толстых, выщербленных колесами плах.

Герасиму Зуеву новый подручный пришелся по Душе.

— Эка гренадер какой! — с видимым удовольствием сказал Зуев, когда. Иван подошел к нему. —А силка‑то есть, или обличье токо?

Иван пожал плечами, а сам подумал: «Ну и носище! Как кобель на бугре».

Зуев поднял прислоненный к штабелю кирпича железный ломик пальца в полтора толщиной и без заметной натуги согнул его вдвое.

— А ну распрями!

Ивану пришлось поднатужиться. Проклятый носач! Но виду не подал, распрямил.

— Подходяще! Запрягать можно, — сказал Зуев, — Каким тебя ветром к нам занесло?

— Шел мимо да завернул на огонек.

— .Слаще‑то не присмотрел места, — усмехнулся Зуев. — А с какой стороны шел?

— С Петровского завода.

— Сменял кукушку на ястреба. Али за Байкалом погода негожа?

Иван пристально посмотрел Зуеву в глаза. Встретил взгляд прямой, твердый. Подумал: «Хороший мужик, хоть и носатый, как дятел».

— Погода хреновая. То жар, то холод. То дождь, то ведро.

— Понятно, — сказал Зуев. — Как звать?

— Еремей Кузькин.

— По паспорту али по памяти?

— По паспорту. Только нет его паспорта. Обронил.

— Понятно, что обронил. Ну, коли без паспорта, какой же Еремей. Не Еремей ты, а Иван.

«Неужто старая карга проболталась?» — согрешил в мыслях на Глафиру.

Но Зуев, заметив, что подручный озабочен, пояснил, усмехнувшись:

— Без паспорта, стало быть, Ванька — родства не помнящий? Как же тебя управляющий без паспорта взял? Он к беглым шибко лютый.

— Глаз лютый, — согласился Иван.

— А норов вдвое.

— Видно, в мастеровых нужда.

— Футеровку можешь делать?

— Приходилось.

— Потому и взял. Только ты не полагайся на это. Розыск он все равно учинит.

— Знаю. При мне велел писцу запрос послать.

— Ну и как же ты?

— Я ему в точности обсказал — и где работал, и когда от работ уволен.

— Стало быть, был такой Еремей Кузькпн?

— Перед тобой стою, Еремей Кузькин.

— Понятно! Ну, что же, браток, давай за работу.

«Козел», которого запустил в печь заблаговременно повесившийся Роман Часовитин, был уже разобран.

Сбоку печи зиял темный провал.

— Эко тебя изуродовали, — сказал Иван. — Не смогла сама разродиться. Пузо рвали. Ну–кось, посмотрим, как тебя лечить, сердешную.

Он скинул холщовый полукафтан, засучил рукава посконной рубахи и, пригнувшись до земли, пролез внутрь печи.

Вскоре приехал Тирст.

Пострял, опершись на длинную палку с костяным набалдашником. Понаблюдал. У рабочих сразу прибыло резвости. Тачки катали бегом. Чернобородого верзилы не было…

Сбежал! Не стал дожидаться вестей с Петровского завода. Перемудрил, Иван Христианыч!.. Из рук упустил!..

Тирст хотел уже распорядиться вызвать казачьего вахмистра Запрягаева, отрядить погоню, но на всякий случай, нимало не ожидая утвердительного ответа, спросил у Зуева:

— Послал я тебе подручного. Не был?

— Еремей Кузькин, ваше благородие? Здесь. В печь полез.

Не убежал… Стало быть, не беглый… Или?., хитер да смел… Поживем, увидим. Срочный запрос, через неделю ответ поступит… А пока пусть потрудится. А пристава предупредить, чтобы взял под надзор… Не уйдешь, соколик!..

Иван вылез из печи, перемазанный ржавой кирпичной пылыо. Даже смоляная его борода побурела.