В МАСТЕРСКОЙ ГОНЧАРА ФЕОФРАСТА
Было раннее утро. Солнце, еще не жаркое, не обжигающее лучами, медленно поднималось над древними Афинами[1]. Оно осветило стены Акрополя[2] и скользнуло дальше по блестящим белым колоннам Пропилеев[3]. Лишь на короткое время лучи его задержались, словно восхищенные красотой постройки, на чудесном храме богини Девы и скользнули дальше за край небольшой тучки, скрываясь за облаком.
Легкий утренний ветерок, в котором ясно чувствовалось приближение весны, пробежал по верхушкам гранатовых деревьев и затих в кустах возле домов.
На пригородных улицах Афин давно уже слышался громкий крик ослов и мулов, на которых жители окрестных селений везли на торговую площадь города — агору — вино, ячмень, овощи и фрукты.
Афинские ремесленники — каменщики, кожевники, сапожники, литейщики, кузнецы и кондитеры — обгоняли эти повозки селян, торопясь на работу в мастерские, расположенные неподалеку от агоры.
Одетые в льняные хитоны[4], они шли по улицам с непокрытой головой, зябко поеживаясь от утренней свежести.
Литейщики шагали быстрым, размеренным шагом, широко размахивая мускулистыми руками, привычными к тяжелому молоту.
Весельчаки и шутники кондитеры шли, улыбаясь встречным прохожим, обмениваясь на ходу с друзьями приветствиями и шутками. Их светлая одежда хранила на себе следы теста и аромат свежеиспеченных медовых лепешек и пирожков, который жадно вдыхали дети, стоявшие у края дороги.
Зато сапожники несли с собой едкий острый запах кожи, из которой они шили обувь. Этот запах был настолько стойким, что долго еще оставался в воздухе, когда сапожники уже были далеко.
Внезапно громкие голоса, послышавшиеся из-за поворота улицы, привлекли к себе внимание прохожих. Какой-то человек в рваной одежде выбежал из-за угла и, испуганно оглядываясь по сторонам, побежал вверх по улице. Несколько мужчин, гнавшихся за ним, осыпали его бранью и проклятиями.
Торговка рыбой, спешившая со своим товаром на торговую площадь, остановилась и с любопытством посмотрела на бежавших людей.
— Отец, — обратилась она к старику, стоявшему возле одного из домов, — не знаешь ли ты, за кем гнались эти люди?
Старик покачал головой:
— Я не знаю этого человека, но не сомневаюсь, что это был беглый раб, спешивший к храму на агоре, чтобы отдать себя под защиту божества…
— Почему ты так думаешь? — спросил его ремесленник, проходивший мимо.
— Человек бежал прямо к храму Тесея!..[5] Разве ты не обратил на это внимания? — ответил старик. — Да и одежда на нем была грязная и рваная — такую одежду носят только рабы. Кроме того, я успел заметить несколько рубцов на его теле. Это были следы от ременной плетки.
— Ты прав, — согласился ремесленник.
В это время новое происшествие обратило на себя внимание прохожих.
Дверь дома башмачника Менандра с шумом распахнулась. Небольшой узелок, брошенный кем-то, упал прямо на пыль каменистой улицы. Вслед за узелком волосатая рука башмачника вытолкнула за дверь дома мальчика лет четырнадцати в заплатанной хламиде и рваных сандалиях.
— О, не гони меня, Менандр! — громко протестовал мальчик. — Где же теперь я буду жить? Дай мне сказать тебе…
Но дверь с шумом захлопнулась.
Мальчик некоторое время растерянно постоял возле дома. Потом он стал яростно стучать в дверь кулаками, крича с отчаянием в голосе:
— Открой, Менандр! Ты ведь даже не захотел отдать мне вещи моей матери!
— Оглох ты, что ли, сосед? — подошел к дому башмачника каменщик Геронтий. — Открой мальчишке дверь и отдай немедленно ему вещи, о которых он говорит! Если ты этого не сделаешь, Менандр, то, клянусь богами, будешь иметь дело со мной! А я уж сумею заставить тебя поступить как нужно!
В ответ на эту угрозу дверь в доме башмачника слегка приоткрылась, и на улицу выглянуло бородатое лицо Менандра.
— А тебе-то какое дело до этого мальчишки? — с гневом спросил башмачник. — Ты поступил бы много умнее, если бы не совал носа в чужие дела!
Башмачник резко обернулся в сторону подростка, которого он выгнал из дома.
— Ступай прочь отсюда, бездельник, — прохрипел он, — и запомни: даром держать тебя в своем доме я не стану! И без того перед смертью твоя мать задолжала мне за угол три драхмы![6] С кого теперь я их получу! Я не богач! У меня у самого дети! Какое дело мне до тебя!
— Обожди, не горячись, Менандр! — обеими руками ухватился за дверь мальчик. — Ведь вчера вечером я уже отдал тебе в уплату долга десять оболов!..[7] Это было все, что я имел, что заработал за неделю. Клянусь Афиной, у меня больше не осталось ничего… Я не могу даже купить себе ячменную лепешку!
— К чему ты мне говоришь все это? — пожал плечами башмачник. — Я тебе ясно сказал: пока ты не заплатишь мне полностью долга, я не отдам тебе тряпки твоей матери! И не смей больше стучаться в дверь моего дома! Я все равно больше не открою ее тебе! Уходи отсюда прочь!
— Нельзя быть таким жестоким, Менандр! — покачал головой каменщик. — Пойми — мальчику теперь негде приклонить голову на ночь. А ведь Архил недавно стал работать в гончарной мастерской учеником у Феофраста. Мастер Пасион доволен им. Я уверен, что Архил скоро выплатит тебе долг. Оставь мальчика на время у себя! Ведь у тебя самого есть дети! Да и дом у тебя поместительный — хватит в нем места для всех!