— Ирочка! Ты к нам? — Марина Михайловна, запыхавшись, улыбнулась, поправляя волосы под косынкой, — а я звонить уж собралась, а то папа в центр едет, думала ж пообедаем вместе.
— Добрый день, Марина Михайловна. Я… я попозже зайду, хорошо? Через полчаса может. Или минут сорок.
— Хорошо, — согласилась та, одновременно высматривая кого-то у крайних домов, — а я пока за сметаной, к Вале. Андрюша звонил. Сказал, все хорошо, сегодня еще будет. Тебе велел привет, что-то связь там нехорошая, да и дорого, конечно. Заграница все ж.
На круглом в мелких морщинках лице засветилась скрытая гордость.
— Ну, он молодец, матери позвонил. А я уж тебе привет. А то волновалась. Хоть и взрослый, а матери дети всегда ж дети.
Ирина вежливо кивнула, привычно слегка раздражаясь расхожим истинам, которые маме Марине заменяли собственные мысли. И эта подчеркнутая гордость, что сын звонит ей, отодвигая жену на второй план, всегда ее дергала, хотя казалось бы — такая мелочь, и нужно быть добрее. Раньше на это Ирина всегда строптиво спрашивала сама себя — а почему я должна? Добрее, умнее. И главное, все этого ждут.
Но сейчас ей было не до оттенков отношений. Очень хотелось спросить, как там Андрей, где, когда вернется. Но мама Марина была уверена, что все ей известно самой.
— Ой, вон Валя. Ты приходи, Ирочка. Я торт спекла. Наполеон. У Наташеньки завтра день рождения же.
Ну да, подумала Ирина, кивая и удерживая на лице выражение внимательной вежливости, не для меня же делать торт, я ж не Наташенька.
— Пойдем, путешественница, — позвала кошку, когда мама Марина торопясь, ушла снова к домам, маша рукой теперь уже Вале со сметаной.
На берегу, освещенном неярким и сочным октябрьским солнцем народу почти и не было. Не то что летом, вспомнила Ирина, идя к затененному скалами краю пляжа. Не продохнуть от голых тел, мячей, ковриков и собачек. И в воде торчат надувные горки, болтаются водные мотоциклы, прогулочные лодочки, яркие, как детские игрушки, бананы. Над берегом и поселком — музыка, крики, мегафонные приглашения на конные прогулки. И все приправлено запахом шашлыка из летних кафешек, которые всего-то — пяток столиков, выбежавших почти на песок.
А сейчас в поселке только свои, и те копаются в огородах, готовясь к зиме. Или ремонтируют крыши. Или печки. Даже на двух улочках мало кого встретишь, разве что возле магазина, на остановках и еще на крошечном базарчике, где четыре железных прилавка завалены баклажанами и поздними помидорами.
Раза два она кивнула кому-то, кто издалека помахал ей. И углубилась в скалы, следя за мелькающим впереди цветным хвостом. Кошка-доминошка, подумала, улыбаясь. Мордочка двух цветов, половина темная, а половина — рыжая. И такие же рыжие пестрины по темной шкуре. Странная кошка — проводник по странным местам. Где можно внезапно заснуть, упав на песок, и проснуться совершенно в другом мире.
Как хорошо, что это всего лишь сны…
Ирина вышла на знакомое место. Вон там, за парой камней — обломок скалы с нишей, где пищали котята, они и сейчас пищат, наверное, услышали, что мать явилась.
Огибая камни, она вытряхнула подношение к подножию кошкиной скалы. Выпрямилась и повернулась, издалека рассматривая место. То самое. Подошла туда, где пряталась, слушая ночную беседу. За ее спиной котята молчали, дождавшись своей еды.
Там, где в самый первый раз стояли Ленка с Василием, а позже — незнакомец с закрытыми глазами на смуглом лице, песок серебрился от падающего сверху рассеянного света. Казалось, легкая кисея ниспадает, слоясь, перемежая нежные света такими же нежными тенями. И резко чернели по краям обступившие свободный пятачок скальные стены.
Мягко ступая, Ирина обошла валун. Приблизилась, не нарушая кисейную световую границу. Было удивительно стоять тут и знать, что когда-то ее муж делал шаги по этому же песку, углублялся в скалы, зная тут каждый поворот и расщелину. Интересно, лежат ли те самые песчинки, что помнят прикосновение его ног? Двадцать лет назад. Вот скалы точно те самые, что этим мощным камням какие-то два десятка лет, им, наверное, миллионы. Она тронула каменную стенку пальцами. Вздрогнула, — касаясь ноги, к свету проскочила темная маленькая тень.
— Фу, — сказала с упреком, — ты каждый раз будешь меня пугать?
Кошка сидела на самой границе света, смотрела невидимым лицом, чуть поворачивая темную мордочку вслед движениям Ирины. Та сделала еще пару шагов, протянула руку, чтоб коснуться света. И опустила, нахмурясь. Всмотрелась в слегка влажное пятно песка. В самом его центре темнели отпечатки босых ног. Неясные, со сглаженными краями, поверни голову и не разглядишь. Но они — были. Ирина задрала лицо, щурясь. Свет уходил вверх размытым столбом, сужался, превращаясь в неровную звезду — отверстие, через которое падали солнечные лучи.
Кто-то стоял тут. Босиком. Утром осени, уже перевалившей за середину. Еще конечно тепло. Кто угодно мог.
Она приводила себе мысленные доводы, пока, наконец, выдохшись, не успела отогнать главную мысль. Если даже кто-то стоял тут, сегодня. То где его другие следы? Он что, упал сверху через дыру? И плавно приземлился в самый центр песчаной полянки?..
