Карты и сновидения - [46]

Старик смеялся, дразня, поднимал руку над головой. И вдруг размахнувшись, отшвырнул в темноту. Не прикасаясь к Ирине, оглядывая ее, сказал с насмешливым сожалением:

— Вернись, когда поумнеешь, ты, красивое тело. И помни, ему суждена короткая жизнь.

Отступил в тень, превращаясь в неровный рисунок трещин и выступов. Голос шуршал, сливаясь с шорохом и журчанием воды в каменных щелях.

— Так мало времени. Принеси свое настоящее желание. И я сделаю тебя почти вечной. Хочешь?

Хочешь-хочешь-хо-че-шшь, — мерно спрашивала вода, заливаясь через извилистые трещины, и журчала, выливаясь обратно.

Ирина быстро оделась, дрожащими руками дергая джинсы, поправила свитер, натягивая его на бедра. Ей казалось, липкий мужской взгляд все еще ползает по коже, как те насекомые твари.

Обувшись, вспомнила о кошке, ахнув, кинулась к валуну, где недавно попискивали котята. Там, в нише, сидел всего один, белый, с полосатыми лапами и серенькой мордой, на которую падал солнечный луч. Мутные полуоткрытые глаза смотрели, не видя, голова с острыми ушками падала и снова вздергивалась. Ирина подхватила его под теплый живот, и он сразу же запищал, тыкаясь в руку раскрытой беззубой пастью.

— Где? Где твоя мамка? Пеструша, доминошка, ты где? Кс-кс-кс!

Оглядываясь на место, где недавно стоял старик, прикинувшийся Артуром, медленно пошла вдоль стены, кыская и отчаянно желая не представлять, как маленькая кошка лежит, смятая сильным ударом. Умирает со сломанными ребрами.

— Вот! Вот ты где! — присела над темным комком у стены, — не смей, слышишь? У тебя вот, дите совсем маленькое. Ну?

Положив орущего малыша, сняла куртку, уложила в нее кошку, у которой под теплой шерстью с налипшим на нее песком, быстро, по-птичьи, колотилось маленькое сердце, туда же устроила котенка. На всякий случай обошла пещерку, заглядывая в углы и щели. Сколько их было? И куда подевались?

Но среди камней и песка не нашла ничего. Подняла сверток, бережно прижимая к груди. Пошла к свету, тщательно выбирая дорогу, чтоб не споткнуться и не упасть.

Оказавшись на пляже, откинула край рукава. Кошка открыла глаза, мяукнула, будто успокаивая.

— Ладно, — сказала Ирина, вдыхая и выдыхая свежий воздух, пахнущий солью и водорослями, — раз так. Пошли торт есть. Наташенькин. Заодно посмотрю внимательнее, все у тебя кости там целы.

Повернувшись к скалам, бросила яростно, сквозь зубы:

— Коз-зел старый.

И пошла с пляжа, глядя перед собой злыми глазами. Тело. Назвал ее телом, старый урод. Смеялся. И про желание тоже. Ну подожди, лимонадный джо, я тебе устрою.

Через полчаса сидела в знакомой гостиной, за круглым столом, накрытым кружевной пластиковой скатеркой. Кивала, вежливо улыбаясь над тарелками и салатницами рассказам Марины Михайловны. Их она помнила наизусть. Любимый набор воспоминаний, повторяемый одинаковыми словами, раз за разом, во время застолий, после рюмочки водки или неполного хрустального стакана вина.

— А слышу, Андрейка бежит, мама, мама! Иди скорее, мы тебе ужин сготовили! Я бегом, а они с Наташенькой уж и тарелки поставили, в каждую насыпали. Грибы! Где набрали, какие — кто ж знает. Еще бы минуток пять, и вызывай, мамка, скорую, он же прям с вилкой бежал, дурачок такой.

Улыбалась собеседникам, приглашая в тысячный раз ахнуть, испугаться и умилиться. Дядя Дима кашлянул, накладывая себе горку пюре, сунул блюдо к Ирине, слегка наклоняя. Она кивнула, цепляя ложкой пышную желтоватую массу. Наташа, которая сидела напротив, рядом с матерью, опустила глаза в свою тарелку, где сиротливо лежали два кружочка огурца и веточка петрушки.

— Наташенька, — спохватилась мама Марина, — да ты ж не кушаешь совсем? Я старалася.

Обращаясь к Ирине, объяснила:

— Оно хоть завтра, да завтра она в город едет, с подружками взяли билеты. На Лолиту Милявскую. Попразднуют, как вы, городские.

И засмеялась, взглядом приглашая радоваться всех за столом. Наташа покраснела, встала, животом толкая несчастную тарелку, уронила вилку. Пошла за спиной матери, наступив на уроненную вилку, и в коридоре с оттяжкой хлопнула дверью в свою комнату.

— Переживает, — вполголоса сказала мать после паузы, — с работой у нее не все важно. Я говорю, доча, да прокормим, огород же…

— Марина, — кашлянув, перебил ее муж, — грибов подай. Угу. Не те, что на ужин тебе готовили, а?

— Что? — женщина непонимающе смотрела на мужа.

Дядя Дима подождал, потом махнул на нее куском хлеба и стал накладывать скользкие кругленькие маслята с колечками белого лука.

— Кирюша? — испугалась мама Марина, — ты куда? А доедать?

— Щас, — ответил внук, сползая с высокого стула, — да щас приду я.

— Писять пошел, — проницательно сказала вслед хозяйка, — компоту вон выхлестал. Ирочка, ты пей компотик, это груша с айвой, и лимончик там, меня тетя Надя научила. Хороший рецепт и на вид красивый.

Ирина послушно налила себе компота из хрустального графинчика. От вина она отказалась, а дяде Диме запретила выпить жена, чтоб в центре не позорился, если в голову ударит.

Хлебнув, и правда, вкуснейшего компота, Ирина прислушалась. Кирилл в коридоре бормотал, явно сидя на корточках над коробкой, где отдыхала пестрая безымянная кошка с белым котенком. Если мальчику понравится кошка, с надеждой подумала, пусть присматривает. А то куда тащить, в городскую квартиру. Да еще двоих. И может в скалах где-то расползлись ее дети, кошка сбегает, найдет.