мне ваша вечная? Идите псам!» А иной — звонок в заводоуправление: сын вернулся из армии. И тут и радость, и разбитая коленка, потому что побежала, выскочила из цеха прямо со штангенциркулем в руках, споткнулась на бетонке и полетела. И летела — ведь не думала, что летит, а уж тем более не думала о разбитой коленке — лишь бы поскорее домой, обнять, прижать другой листок — по счету между четвертой сотней и шестой — принес менингит, но обошлось, и прежде всего обошлось для доктора, который, сняв чеховское пенсне и устало потерев глаза, сказал: «Идите, мамаша, домой. Нежилец. Ее уже не выходишь». Однако мамаша выходила, ваннами с морской солью и материнской любовью, и скорее последним, нежели первым, и докторское пенсне упало с носа, а фонендоскоп затрепыхался на груди от удара кулака по столу: «Вы мне, мамаша, другого ребенка принесли, как вам не стыдно обманывать!» Или еще один календарный листок, из десятой тысячи, принес майский вечер, двор дома на улице Пушкина, и она уже различала в потемках прямоугольник двери подъезда, как с детской площадки на нее налетел какой-то парень. И там, где в темноте лезла в небеса горка, а к земле жалась песочница, он и повалил ее. Помощи ждать было неоткуда, а она почему-то думала: жаль плащ, белый, только что выстиранный, . И, может, плащ этот придал уверенности, а может, что иное, но вдруг она, когда плащ скинул пуговицы, спокойно сказала: « ты, . У меня отец прокурор». — «Да и черт с ним», — буркнул парень, запал у него пропал. — «Сразу бы сказала», — добавил, вытирая рукавом ее плаща брюки. Кажется, это потом использовали в каком-то фильме…
В конце не останется цифр, готовых друг на друге… Листы падали, выстилая днями пол. И таяла, и вывеска лавки блекла. сложенные в бесконечные числа редели. Откуда берутся годы? Откуда берутся годы?.. Импрессионизм их забери. И он забирал. Забирал время. Сначала пропали годы, они смазались в один, едва различимый, как мост Ватерлоо на полотне Клода Моне. Потом пропали-смазались дни-числа и остались только времена года: зима, лето, весна, осень. Да и то, говоря «позавчера была весна и вчера весна», не всегда можно было быть уверенным в том, что это одна и та же весна. Смазались и минуты с часами, секунды и их доли, превратившись в тесто . , , воскресенья-путешественники, вторники-телевизоры. Но когда-нибудь и они смажутся. Сольются в одно — и скорее всего это будет пятница. С пустой коробочкой из-под таблеток. Пятница-пустота…
