Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [117]
Проблемы с охраной памятников в городах отчасти проистекали из многочисленности собственников, что являлось естественным следствием роста городов. Например, архитектурный ансамбль Исаакиевского собора в Петербурге, с Исаакиевской площадью и памятником Николаю I с одной стороны и Сенатской площадью с Медным всадником с другой, был поделен между четырьмя разными владельцами: памятник Николаю I принадлежал Министерству императорского двора, Исаакиевский собор являлся собственностью Министерства внутренних дел и Синода, а Медный всадник находился в собственности города. Как отмечал официальный архитектор собора М. Т. Преображенский, принадлежность памятников различным учреждениям и владельцам уничтожала архитектурную целостность города[885]. Каждый собственник был вправе распоряжаться своей частью ансамбля по собственному усмотрению. Выражая общее мнение архитекторов и участников движения за охрану памятников, Преображенский указывал, что правительство должно взять в свои руки централизованную охрану всех памятников во всех областях и регионах обширной страны[886].
Анналы движения за охрану памятников содержат немало историй о пагубных последствиях бесконтрольного функционирования земельного рынка и городского строительства. В 1875–1878 годах Военно-морское министерство, владелец здания Адмиралтейства, расположенного на берегу Невы между Сенатской площадью и Зимним дворцом, продало земельный участок между двумя крыльями П-образного Адмиралтейства. В результате посреди этого барочного и классицистического ансамбля, закрыв вид на башню Адмиралтейства с Невы, выросло несколько новых зданий, включая пользовавшийся дурной славой театр Панаева – самое вульгарное из их числа[887]. В глазах защитников «старого Петербурга» застройка территории Адмиралтейства стала символом вандализма и отсутствия согласованности между охраной памятников и контролем над новым строительством. Каждое известие о будущей продаже городской собственности застройщикам вызывало волну критики и беспокойства[888].
Различные представления о будущем конкретных мест порождали всевозможные конфликты: земства и городские власти стремились модернизировать инфраструктуру, и их работа в этом направлении нередко вступала в противоречие с политикой сохранения «старины», а попытки расширить узкие улицы, для чего требовалось сносить колокольни и приделы церквей[889], или проекты строительства метро в Москве[890] сталкивались с решительным сопротивлением со стороны археологов и архитекторов. Больше всего нападок обрушивалось на городскую администрацию Петербурга. Однако не следует думать, будто критика городских властей означала, что программа движения за охрану памятников предусматривала только сохранение уже существующего. Как следует из превосходного разбора движения за охрану памятников в Петербурге, сделанного Катериной Кларк, оно ставило своей целью преобразование городского ландшафта в соответствии с некими жесткими стандартами. В Петербурге они подразумевали возвращение к классическим формам, создание «статичного и монументального ландшафта»[891] в попытке продолжить осуществление планов Петра I. В политическом смысле инициативы участников этого движения требовали усиления контроля со стороны государства и экспертов над частным строительством и городской застройкой. Эксперты стремились осуществлять надзор за городским планированием и требовали, чтобы городские власти консультировались с ними при любом изменении планов городов. В этом смысле претензии участников движения за охрану памятников шли вразрез с принципами самоуправления и частной инициативы; по словам Кларк, они свидетельствовали об утопических мечтах этих людей о «диктатуре элиты».
Идеал специалистов по городскому планированию начала XX века – регулярный город, выстроенный в соответствии со строго геометрическим планом, – не оставлял места для частных начинаний. Архитекторы-неоклассики и специалисты по городскому планированию, выступая за возрождение старого Петербурга, мечтали о власти и полномочиях, полученных бароном Османом от Наполеона III, поручившего ему реконструкцию Парижа; как выразился Спиро Костоф, они преклонялись перед «Ее величеством Киркой»[892], которая сравняет с землей уродливую собственность частных домовладельцев. Как ни странно, неоклассические планы реконструкции Петербурга, за которые ратовали участники движения за охрану памятников, требовали сноса ряда исторических ансамблей и построек, которые в других случаях они пытались спасти.
В 1908 году Леонтий Бенуа – старший брат Александра Бенуа, знаменитый архитектор и член Императорской Академии художеств – выдвинул радикальный проект реконструкции города, который в дополнение к внесению многочисленных изменений в транспортную сеть предполагал прокладку новых улиц параллельно Невскому проспекту, который на рубеже веков уже задыхался в уличных пробках. Кроме того, Бенуа был известен своей бескомпромиссной и суровой критикой городских властей с их планами городской застройки (или, вернее, с отсутствием у них таких планов): он настаивал на участии Императорской Академии художеств в процессе планирования, между тем как город в ответ на его претензии упрекал его в удушении частной инициативы. В 1908 году Городская дума отклонила проект Бенуа
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.