Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [117]
Проблемы с охраной памятников в городах отчасти проистекали из многочисленности собственников, что являлось естественным следствием роста городов. Например, архитектурный ансамбль Исаакиевского собора в Петербурге, с Исаакиевской площадью и памятником Николаю I с одной стороны и Сенатской площадью с Медным всадником с другой, был поделен между четырьмя разными владельцами: памятник Николаю I принадлежал Министерству императорского двора, Исаакиевский собор являлся собственностью Министерства внутренних дел и Синода, а Медный всадник находился в собственности города. Как отмечал официальный архитектор собора М. Т. Преображенский, принадлежность памятников различным учреждениям и владельцам уничтожала архитектурную целостность города[885]. Каждый собственник был вправе распоряжаться своей частью ансамбля по собственному усмотрению. Выражая общее мнение архитекторов и участников движения за охрану памятников, Преображенский указывал, что правительство должно взять в свои руки централизованную охрану всех памятников во всех областях и регионах обширной страны[886].
Анналы движения за охрану памятников содержат немало историй о пагубных последствиях бесконтрольного функционирования земельного рынка и городского строительства. В 1875–1878 годах Военно-морское министерство, владелец здания Адмиралтейства, расположенного на берегу Невы между Сенатской площадью и Зимним дворцом, продало земельный участок между двумя крыльями П-образного Адмиралтейства. В результате посреди этого барочного и классицистического ансамбля, закрыв вид на башню Адмиралтейства с Невы, выросло несколько новых зданий, включая пользовавшийся дурной славой театр Панаева – самое вульгарное из их числа[887]. В глазах защитников «старого Петербурга» застройка территории Адмиралтейства стала символом вандализма и отсутствия согласованности между охраной памятников и контролем над новым строительством. Каждое известие о будущей продаже городской собственности застройщикам вызывало волну критики и беспокойства[888].
Различные представления о будущем конкретных мест порождали всевозможные конфликты: земства и городские власти стремились модернизировать инфраструктуру, и их работа в этом направлении нередко вступала в противоречие с политикой сохранения «старины», а попытки расширить узкие улицы, для чего требовалось сносить колокольни и приделы церквей[889], или проекты строительства метро в Москве[890] сталкивались с решительным сопротивлением со стороны археологов и архитекторов. Больше всего нападок обрушивалось на городскую администрацию Петербурга. Однако не следует думать, будто критика городских властей означала, что программа движения за охрану памятников предусматривала только сохранение уже существующего. Как следует из превосходного разбора движения за охрану памятников в Петербурге, сделанного Катериной Кларк, оно ставило своей целью преобразование городского ландшафта в соответствии с некими жесткими стандартами. В Петербурге они подразумевали возвращение к классическим формам, создание «статичного и монументального ландшафта»[891] в попытке продолжить осуществление планов Петра I. В политическом смысле инициативы участников этого движения требовали усиления контроля со стороны государства и экспертов над частным строительством и городской застройкой. Эксперты стремились осуществлять надзор за городским планированием и требовали, чтобы городские власти консультировались с ними при любом изменении планов городов. В этом смысле претензии участников движения за охрану памятников шли вразрез с принципами самоуправления и частной инициативы; по словам Кларк, они свидетельствовали об утопических мечтах этих людей о «диктатуре элиты».
Идеал специалистов по городскому планированию начала XX века – регулярный город, выстроенный в соответствии со строго геометрическим планом, – не оставлял места для частных начинаний. Архитекторы-неоклассики и специалисты по городскому планированию, выступая за возрождение старого Петербурга, мечтали о власти и полномочиях, полученных бароном Османом от Наполеона III, поручившего ему реконструкцию Парижа; как выразился Спиро Костоф, они преклонялись перед «Ее величеством Киркой»[892], которая сравняет с землей уродливую собственность частных домовладельцев. Как ни странно, неоклассические планы реконструкции Петербурга, за которые ратовали участники движения за охрану памятников, требовали сноса ряда исторических ансамблей и построек, которые в других случаях они пытались спасти.
В 1908 году Леонтий Бенуа – старший брат Александра Бенуа, знаменитый архитектор и член Императорской Академии художеств – выдвинул радикальный проект реконструкции города, который в дополнение к внесению многочисленных изменений в транспортную сеть предполагал прокладку новых улиц параллельно Невскому проспекту, который на рубеже веков уже задыхался в уличных пробках. Кроме того, Бенуа был известен своей бескомпромиссной и суровой критикой городских властей с их планами городской застройки (или, вернее, с отсутствием у них таких планов): он настаивал на участии Императорской Академии художеств в процессе планирования, между тем как город в ответ на его претензии упрекал его в удушении частной инициативы. В 1908 году Городская дума отклонила проект Бенуа
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.