Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [115]

Идея экспроприации, выразителем которой являлся Грабарь, была нереализуемой как минимум из‐за двух обстоятельств. Во-первых, существовала проблема полномочий. Кто должен был решать, на какие картины из частных собраний и на какие усадебные дома распространяются ограничительные меры? Поскольку среди экспертов не было единодушия даже в вопросе о том, что является признаком памятника – его возраст или его историческое либо художественное значение, – ответственность за ограничение чужих прав собственности легла бы на сообщество археологов, художников и архитекторов. Однако этот круг «экспертов» был очень малочисленным и вдобавок расколотым на множество соперничающих фракций. Археологи из Петербурга не ладили с археологами из Москвы; у кружка, сложившегося при журнале «Старые годы», тоже были соперники («Аполлон»), не говоря уже о бунтарском «Мире искусства». Каждая из этих группировок придерживалась собственных идеалов красоты и совершенства, которые могли в основном совпадать друг с другом, но в то же время имели множество различий.

Во-вторых, существовала проблема денег. Правительство откладывало принятие законов об охране памятников в том числе и из финансовых соображений: охрана и экспроприация памятников обходились очень дорого и были второстепенными по сравнению с другими потребностями[865]. В то же время «общественность», претендовавшая на право быть владельцем национального наследия, едва ли могла оказать существенную финансовую поддержку. Может показаться удивительным, что перед лицом неспособности государства взять на себя сложную задачу охраны памятников, идея ее охраны силами общественности не получила большой поддержки. Более того, налицо были примеры независимой деятельности по охране и реставрации памятников: например, в Петербурге Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины отреставрировало и содержало несколько памятников архитектуры, используя для этого собственные средства (которые складывались из членских взносов, пожертвований и выручки от театральных представлений). Однако в России не существовало ничего подобного британским публичным трастовым компаниям, скупавшим исторические объекты и частные усадьбы[866]. Идея сбора общественных средств на охрану памятников все же выдвигалась: в 1911 году художник Н. К. Рерих, выступая на IV съезде русских зодчих, призвал создать публичный «фонд Древней Руси», средства для которого предлагалось собирать при помощи публичной лотереи, по подписке и посредством введения «всероссийского церковного сбора»[867]. На следующем съезде зодчих, состоявшемся в 1913 году, архитектор А. В. Щусев предложил учредить национальный фонд охраны и реставрации памятников Русского Севера: Щусев планировал собирать деньги посредством «кружечного сбора» – небольших пожертвований, оставляемых прихожанами в церквях[868]. Впрочем, как отмечал один из делегатов IV съезда, такие меры вряд ли принесли бы много пользы, с учетом безразличия российского населения к делу охраны памятников[869].

Сравнение с политикой охраны памятников в Англии позволяет выявить одну закономерность: русские адепты этого движения (так же как инженеры и промышленники) вместо попыток работы в рамках существующего правового режима – например, путем покупки исторических усадеб и произведений искусства – предпочитали дожидаться, когда вмешается государство и одним махом решит проблему методом повальной экспроприации или какой-либо иной радикальной реформы собственности. Поскольку государство не желало пресекать разрушение исторических памятников, находящихся в частном владении, а общественность была не в состоянии этого сделать, кампания за сохранение исторического наследия сводилась либо к паллиативным мерам, либо к пассивной критике и жалобам. Например, Московское археологическое общество требовало, чтобы его уведомляли о сносе частных особняков с тем, чтобы архитекторы успели обмерить их и сфотографировать. Как заявил на собрании Общества Яков Пашков, старая Москва обречена на исчезновение и задача архитекторов состоит в том, чтобы сохранить ее «для потомства в рисунках, хотя бы отчасти в том виде, в каком мы ее знали, привыкли ее видеть и любить»[870]. Городские власти отклонили это требование на том основании, что они не вправе задерживать снос частных домов, поскольку это было бы нарушением прав собственности[871]. В марте 1913 года глава Общества, графиня П. С. Уварова, выступила в «Новом времени» с заметкой, в которой призывала любителей «старой России» купить один старый дом в Москве, построенный в конце XVIII – начале XIX века. Его владелец собирался снести его, чтобы построить на его месте новый доходный дом. Уварова надеялась найти богатого гражданина, который был бы готов купить этот дом ради его сохранения, поскольку другой возможности спасти памятник не имелось[872].

В Петербурге Общество защиты и сохранения памятников предприняло еще одну попытку не допустить уничтожения частными собственниками своих домов, которые обычно приносили намного меньше прибыли, чем многоэтажные доходные дома. В 1913 году Общество обратилось к министру финансов В. Н. Коковцову с просьбой освободить старинные усадьбы и дома, которые могли быть сочтены памятниками истории и искусства, от уплаты городских налогов на недвижимость. Согласно новому и, несомненно, более эффективному и справедливому положению о налоге на недвижимость (6 июня 1910) частные владельцы облагались налогом в зависимости от прибыльности их собственности. Однако с той недвижимости, которая не приносила прибыли, – например, с частных резиденций – налог взимался исходя из ее стоимости. Соответственно, городские усадьбы русских аристократов XVIII века с большими незастроенными участками и парками могли стать серьезной обузой для своих владельцев. По мнению Общества, новый закон способствовал тому, что владельцы усадеб либо строили новые дома на месте парков, либо делили свои владения на участки, продавая их по отдельности с тем, чтобы они приносили прибыль. Общество указывало, что новый закон стал причиной застройки усадьбы Леонтьевых-Зубовых в Гранатном переулке в Москве и сада в усадьбе Шереметевых на Фонтанке в Петербурге (знаменитый Фонтанный дом)