Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [113]
Участь картин, находившихся в частных галереях, как и археологических объектов, нередко оставалась неизвестной посторонним: барьеры частной собственности защищали их владельцев и позволяли скрыть уничтожение произведений искусства и памятников истории. В то же время наиболее частные и интимные из частных владений – дома и имения русского дворянства – были открыты всем взорам, демонстрируя способность их хозяев содержать исторические здания в порядке и сохранять их для будущих поколений. Таким образом, вопрос о частной собственности в мире искусства, занимавший заметное место в дискуссиях о частной археологии, коллекционировании искусства и его вывозе из страны, играл еще более важную роль в дискуссиях о сохранении архитектуры и частных имений.
Критика частной собственности в сфере памятников старины и искусства следовала той же логике, которую мы уже видели в случае кампании по охране лесов. В собственности у частных землевладельцев иногда оказывались археологические сокровища, созданные в стародавние времена и погребенные под землей, где они сохранились для будущих поколений. Аналогичным образом и возраст картин, появившихся на свет намного раньше их владельцев, и их несравненная красота ярко оттеняли преходящий характер собственности. Мы уже видели, как Кушелев-Безбородко выступал за охрану «естественных лесов» в противоположность рукотворным лесопосадкам и при этом противопоставлял временную частную собственность непреходящему национальному достоянию. В том же духе считалось, что археологические объекты и шедевры искусства в силу своего возраста и происхождения не подлежат присвоению частными лицами.
Противопоставление частного как временного и публичного/национального как вечного ставило под удар многие аспекты частной собственности – такие, как принципы наследования. Как указывали участники движения за охрану памятников, с точки зрения художника право наследования нужно было заслужить посредством приверженности принципам охраны. В идее о том, что нынешнее поколение владельцев неспособно или не желает сохранять то, что им досталось от предков, не было ничего нового или необычного. В контексте сохранения памятников истории эти заявления становились важными в силу двух характерных моментов: в глазах движения начала XX века за сохранение памятников золотой век культуры пришелся на эпоху расцвета аристократии в дни правления Екатерины II (тем самым художественные идеи участников этого движения выдавали их политические симпатии). Во-вторых, перед лицом неспособности простых смертных сохранить свое наследие собственником памятников должно было стать государство, этот вечный хранитель памяти. Отсюда и возникла идея экспроприации и национализации.
Декадентская риторика движения за охрану памятников делала мишенью критики в адрес частной собственности даже такие абсолютно законные объекты владения, как дома и дворянские усадьбы со всеми их художественными сокровищами. Упадок русской дворянской усадьбы, изображенный в знаменитой пьесе Чехова «Вишневый сад» (1903), вызывал у участников движения чувство безнадежности и досады: если в случае несогласованной реставрации церквей они могли хотя бы пожаловаться Синоду или добиться государственного вмешательства, то уничтожение или медленный упадок частных усадеб остановить было невозможно. Николай Врангель, один из главных авторов оплота охранителей – журнала «Старые годы», восходящая звезда искусствоведения и, что приводило в наибольшее восхищение его коллег, талантливый автор, пишущий для широкой аудитории[854], описывал гибель дореформенной «помещичьей России» следующими ностальгическими словами:
Фантастические дворцы Потемкина, имения князя Зубова, дворец Завадовского, подмосковное Ноево Дмитриева-Мамонова, дворцы елизаветинских любимцев Разумовских – все погибло. Разорены и обветшали торжественные дома с античными портиками, рухнули храмы в садах, а сами «Вишневые сады» повырублены. Сожжены, сгнили, разбиты, растерзаны, раскрадены и распроданы бесчисленные богатства фаворитов русских императриц: картины и бронза, мебель и фарфор, и тысячи других великолепий. ‹…› Русские люди сделали все возможное, чтобы исковеркать, уничтожить и затереть следы старой культуры. С преступной небрежностью, с нарочитой ленью и с усердным вандализмом несколько поколений свело на нет все, что создали их прадеды[855].
Врангель, описывая «культурный упадок» русского дворянства и материальную гибель его среды обитания, изображал тот же самый процесс, который показан в пьесе Чехова: освобождение крестьян повлекло за собой наступление сельского кулачества и всеобщее распространение «вульгарной» дачной жизни[856] (диагноз, удивительно сходный с тем, который ставился в случае обезлесения!). Дворяне, набитые деньгами благодаря получению выкупных платежей, бросали свои имения и погружались в городской разгул, в то время как их фамильные дома переходили в руки новых предпринимателей и бывших крестьян[857]. В качестве еще одного признака вандализма, свойственного дворянским отпрыскам, Врангель ссылается на плачевное состояние кладбищ с великолепными надгробиями на могилах Куракиных, Строгановых и Урусовых: наследники аристократии XVIII века забыли об этих могилах так же, как забыли о своих предках
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.