Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [113]
Участь картин, находившихся в частных галереях, как и археологических объектов, нередко оставалась неизвестной посторонним: барьеры частной собственности защищали их владельцев и позволяли скрыть уничтожение произведений искусства и памятников истории. В то же время наиболее частные и интимные из частных владений – дома и имения русского дворянства – были открыты всем взорам, демонстрируя способность их хозяев содержать исторические здания в порядке и сохранять их для будущих поколений. Таким образом, вопрос о частной собственности в мире искусства, занимавший заметное место в дискуссиях о частной археологии, коллекционировании искусства и его вывозе из страны, играл еще более важную роль в дискуссиях о сохранении архитектуры и частных имений.
Критика частной собственности в сфере памятников старины и искусства следовала той же логике, которую мы уже видели в случае кампании по охране лесов. В собственности у частных землевладельцев иногда оказывались археологические сокровища, созданные в стародавние времена и погребенные под землей, где они сохранились для будущих поколений. Аналогичным образом и возраст картин, появившихся на свет намного раньше их владельцев, и их несравненная красота ярко оттеняли преходящий характер собственности. Мы уже видели, как Кушелев-Безбородко выступал за охрану «естественных лесов» в противоположность рукотворным лесопосадкам и при этом противопоставлял временную частную собственность непреходящему национальному достоянию. В том же духе считалось, что археологические объекты и шедевры искусства в силу своего возраста и происхождения не подлежат присвоению частными лицами.
Противопоставление частного как временного и публичного/национального как вечного ставило под удар многие аспекты частной собственности – такие, как принципы наследования. Как указывали участники движения за охрану памятников, с точки зрения художника право наследования нужно было заслужить посредством приверженности принципам охраны. В идее о том, что нынешнее поколение владельцев неспособно или не желает сохранять то, что им досталось от предков, не было ничего нового или необычного. В контексте сохранения памятников истории эти заявления становились важными в силу двух характерных моментов: в глазах движения начала XX века за сохранение памятников золотой век культуры пришелся на эпоху расцвета аристократии в дни правления Екатерины II (тем самым художественные идеи участников этого движения выдавали их политические симпатии). Во-вторых, перед лицом неспособности простых смертных сохранить свое наследие собственником памятников должно было стать государство, этот вечный хранитель памяти. Отсюда и возникла идея экспроприации и национализации.
Декадентская риторика движения за охрану памятников делала мишенью критики в адрес частной собственности даже такие абсолютно законные объекты владения, как дома и дворянские усадьбы со всеми их художественными сокровищами. Упадок русской дворянской усадьбы, изображенный в знаменитой пьесе Чехова «Вишневый сад» (1903), вызывал у участников движения чувство безнадежности и досады: если в случае несогласованной реставрации церквей они могли хотя бы пожаловаться Синоду или добиться государственного вмешательства, то уничтожение или медленный упадок частных усадеб остановить было невозможно. Николай Врангель, один из главных авторов оплота охранителей – журнала «Старые годы», восходящая звезда искусствоведения и, что приводило в наибольшее восхищение его коллег, талантливый автор, пишущий для широкой аудитории[854], описывал гибель дореформенной «помещичьей России» следующими ностальгическими словами:
Фантастические дворцы Потемкина, имения князя Зубова, дворец Завадовского, подмосковное Ноево Дмитриева-Мамонова, дворцы елизаветинских любимцев Разумовских – все погибло. Разорены и обветшали торжественные дома с античными портиками, рухнули храмы в садах, а сами «Вишневые сады» повырублены. Сожжены, сгнили, разбиты, растерзаны, раскрадены и распроданы бесчисленные богатства фаворитов русских императриц: картины и бронза, мебель и фарфор, и тысячи других великолепий. ‹…› Русские люди сделали все возможное, чтобы исковеркать, уничтожить и затереть следы старой культуры. С преступной небрежностью, с нарочитой ленью и с усердным вандализмом несколько поколений свело на нет все, что создали их прадеды[855].
Врангель, описывая «культурный упадок» русского дворянства и материальную гибель его среды обитания, изображал тот же самый процесс, который показан в пьесе Чехова: освобождение крестьян повлекло за собой наступление сельского кулачества и всеобщее распространение «вульгарной» дачной жизни[856] (диагноз, удивительно сходный с тем, который ставился в случае обезлесения!). Дворяне, набитые деньгами благодаря получению выкупных платежей, бросали свои имения и погружались в городской разгул, в то время как их фамильные дома переходили в руки новых предпринимателей и бывших крестьян[857]. В качестве еще одного признака вандализма, свойственного дворянским отпрыскам, Врангель ссылается на плачевное состояние кладбищ с великолепными надгробиями на могилах Куракиных, Строгановых и Урусовых: наследники аристократии XVIII века забыли об этих могилах так же, как забыли о своих предках
Книга рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях второй половины XIV в. в Китае, которые привели к изгнанию чужеземных завоевателей и утверждению на престоле китайской династии Мин. Автор характеризует политическую обстановку в Китае в 50–60-х годах XIV в., выясняет причины восстаний, анализирует их движущие силы и описывает их ход, убедительно показывает феодальное перерождение руководящей группировки Чжу Юань-чжана.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.