И вянут розы в зной январский - [120]
«Не верьте ни одному его слову. Он, как паук, плетет невидимые нити, а когда Вы поймете, что попались, будет уже слишком поздно. Не повторяйте моих ошибок. Моя жизнь разбита, мое имя смешано с грязью».
«Мое имя»… Она вспомнила маленькую комнату над магазином и широкую кровать, на которой хватает места двоим. Ей стало страшно – так страшно, как не было еще никогда.
Вагон загрохотал, пересекая рельсы. Делия оглянулась на окно – они уже въехали в Сити. Как во сне, поднялась, ища руками опоры, и вышла в предрождественские сумерки. Многие магазины были еще открыты, и поздние покупатели спешили от дверей к дверям с коробками и свертками в руках. Горели фонари, освещая празднично украшенные витрины, но для нее все было подернуто каким-то горячечным туманом.
В ювелирном был только Фредди. Увидев Делию, он засуетился, откинул крышку прилавка, пропуская ее внутрь, и сказал:
– Наверх, пожалуйста, поднимитесь. Третий этаж. Найдете дорогу?
Господи, да как же это… Тесная маленькая гардеробная, двор с пристройками – давно ли она была здесь впервые? Ступив на широкую лестницу, которая вела в бывшую квартиру, Делия чуть не расплакалась. Зачем она поехала к Агате? Зачем открыла это письмо?
– Это ты? – резкий, нетерпеливый окрик скатился к ней сверху. – У тебя что, нет часов? Мы же договорились!
– Прости, – машинально сказала Делия. Глаза вновь были сухи. Перед глазами темнел аккуратный галстучный узел. – Я… мне надо с тобой поговорить.
– Ты что, шутишь? Ну хватит уже, пойдем, не то опоздаем на поезд.
Он был так раздражен, что ей почудилось, будто это совсем другой человек. Темный близнец. Разве с ним она стояла здесь, на лестнице, теплым весенним вечером?
– Я никуда не пойду, пока мы не поговорим.
Джеффри недовольно щелкнул языком – точно так же делала Ванесса, если что-то ее злило.
– Хорошо. Говори.
– Это правда, что ты однажды… погубил девушку? – Она по-прежнему была не в силах поднять голову, боясь увидеть совершенно чужое лицо. – Опозорил ее и бросил. Правда это?
В тишине было слышно, как на улице тарахтят автомобили и басовито, гулко лает собака где-то во дворе.
– Какую девушку?
– Ты ее обманул. Она из богатой семьи, но ей никогда теперь не выйти замуж.
Она вскинула глаза – резко, как в ледяную воду бросилась. В его лице не было раздражения, только тревога.
– Кто тебе такое сказал?
Неужели это всё? Больше не нужно вопросов: он даже не пытается ничего отрицать. Единственное, чего он хочет, – это узнать имена. Как всегда. Всё сошлось. Всё решилось.
Положив ладонь на гладкое дерево перил, Делия начала спускаться.
– Подожди! Это чья-то злая выдумка.
Сознание откликнулось усталым, обреченным: «Ложь». Десять секунд на то, чтобы оправиться от неожиданности – и можно снова лгать.
– Да стой же ты!
Застонала лестница, прогнувшись под ним, – и железной хваткой сдавило запястье, вырвало из пальцев опору; боль пронзила руку, выкрученную грубо и сильно.
– Кто тебе это сказал?!
Делия вскрикнула. Его пальцы немедленно разжались, но уже закипели слезы. Злость, горечь, обида хлынули наружу: никто никогда не делал ей так больно! Никто, кроме Генри.
– Не смей меня трогать! – выкрикнула она и, оттолкнув его, бросилась вниз.
Это было так глупо, что даже не верилось; но пустота лестницы и далекий стук шагов не оставляли шанса обмануться. Сколько раз он проклинал свой предательский страх! И ведь знал, что с ней так нельзя… Чего теперь стоит это знание? все знания на свете?
Но ведь всё еще можно исправить. Она вернется. Она всегда возвращается к тем, от кого убегает.
На втором этаже скрипнула дверь мастерской, и у подножия лестницы появилась Ванесса.
– Так мы идем или нет?
Он вспомнил про поезд и заторопился вниз.
– Да, идем.
– А где Делия?
– Её сегодня не будет, – бросил Джеффри, не останавливаясь.
Спешка была ему на руку: пока они бежали к вокзалу, он не видел лица Ванессы и не слышал ничего, кроме ее частого дыхания. Но, едва войдя в вагон, она спросила:
– Вы что, поссорились?
Поезд медленно тронулся, покидая притихший, готовый к празднику город. Проплыла темная, нежилая громада универмага «Болл и Уэлш» – ни одно окно не светилось там, но смотреть в эти мертвые окна было легче, чем в глаза Ванессы.
– С чего ты взяла? Может, она решила встретить Рождество с сестрой.
– И ей понадобилось кричать, чтобы сообщить тебе об этом?
– Хватит, – отрезал Джеффри. – Не придет, и всё.
Он еле сдержался, чтобы не сказать: «Это не твое дело». Опять заворочалась внутри тяжелая, неуправляемая ярость. Черт возьми, как некстати, что это случилось именно сегодня! Все планы полетели к чертями из-за ерунды. Кто мог это подстроить? Кому выгодна их ссора? Разве что подружкам Делии – своим знакомым, а уж тем более недругам, он ничего не говорил о ней. Фредди? Нет, на него можно положиться.
Замелькали огни Ричмонда[49] – кто-то сидел сейчас за столами в этих убогих домишках, предвкушая долгие выходные. Ванесса угрюмо молчала, и он, пользуясь этим, перебирал в уме знакомых, распутывал цепочки следов, тянувшихся в прошлое.
В Хоторне его осенило: Герти.
Ползучая гадина.
Но нет, нельзя думать об этом сейчас. Надо успокоиться. Еще три остановки. Еще две. Главное – пережить семейный ужин, а завтра разыскать Делию. Это будет несложно: ей ведь негде по-настоящему спрятаться. Что до Герти… Там будет видно.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.