И вянут розы в зной январский - [119]
– Прости меня, – В горле встал комок. – Я никогда больше не уйду так надолго. Обещаю.
Она осмелилась наконец поднять глаза – и поняла, что Тави спасла ее: брови Агаты были грозно сдвинуты, но складки вокруг сжатых губ понемногу разглаживались. Вздохнув, она отступила и сделала короткий приглашающий жест.
В доме пахло пирогами, и у Делии засосало под ложечкой после долгого рабочего дня. Гостиная преобразилась, украшенная ветками папоротника и молодыми зелеными побегами. Везде было прибрано – судя по всему, Агата прекрасно справлялась и без нее. Хотя, может, ей помогает Лиззи? Задавать вопросы Делия не решалась; присела на краешек дивана, улыбнулась племяннице, надеясь, что эта улыбка поможет рассеять неловкость.
«Ну?» – сказала Агата.
«Я пришла помириться. Завтра праздник».
Она не отвечала, и Делия заговорила снова, теряясь под ее сухим взглядом:
«Я очень виновата перед тобой. Но нельзя жить так вечно. Мы должны простить друг друга. Я сбежала, а ты плохо думала обо мне. Я больше не сержусь. Почему сердишься ты?»
Агата чуть заметно усмехнулась – видимо, признавать за собой вины она не желала. Сделав знак обождать, скрылась на кухне. Что-то зашипело, стукнула дверца духовки. Она пытается выиграть время, решила Делия; ей нужно подумать. Однако сестра вернулась быстро; вытерла на ходу руки и, повесив полотенце на стул, сказала:
«Ты отправила домой поздравительные открытки?»
Делия сконфуженно покачала головой. Она так и не нашла в себе духу написать родным, что живет теперь одна. А лгать было опасно: вдруг дома уже знают обо всем?
«Хорошо. Я послала сама – от всех нас».
От нас! Значит, все это время она скрывала их разлад: не писала домой вовсе или писала неправду. Значит, никто ничего не знает!
«Я сделаю чай», – добавила Агата и вновь исчезла за дверью.
Тави, напряженно следившая за их разговором, тут же взобралась на диван и прижалась к Делии.
– Мама сказала, что ты заболела и уехала. Ты уже выздоровела? Будешь с нами ждать Деда Мороза?
– Он придет ночью, – Делия погладила каштановые кудряшки. – Пока все спят. А я вернусь совсем скоро – может быть, даже послезавтра.
Она встала, чтобы помочь накрыть чайный столик, и удивилась про себя, как быстро все вошло в привычную колею. Снова они расстилают вдвоем скатерть, и Агатины руки, как всегда, поправляют углы, чтобы было ровно; снова расставляют чашки, тарелки для пирога – будто бы не было трех месяцев разлуки. Это ли не подарок на Рождество – долгожданный мир?
Пудинг с изюмом, приготовленный к празднику, Агата подавать не стала, но Делия была рада и рисовому пирогу с кусочками ананаса.
«На что ты жила все это время? Работала?»
«Телефонисткой, – сказала Делия, радуясь, что может наконец-то развеять ужасные картины, которые, вероятно, напридумывала сестра. – Снимаем с подругами квартиру, очень хорошую. Ты не волнуйся за меня».
Хотелось прибавить: «Я скоро выйду замуж», – но она решила не вываливать сразу всё. Да и времени оставалось не так много: через полчаса ей нужно было возвращаться в Сити.
Агата начала рассказывать про ателье – сперва сдержанно: да, они работают, и не без успеха; но постепенно желание поделиться с кем-то близким взяло верх. Делия узнала о том, как трудно конкурировать с большими магазинами, у которых есть деньги на газетную рекламу в несколько колонок; как мало на поверку оказалось модниц, не боящихся носить новое, смелое парижское платье. Большинство местных дам покупают привычное, чуть сдобренное парой свежих штрихов. А такое в «Колизее»[48] состряпают быстрей и дешевле, чем у них в ателье. Приходится крутиться: снизили цены, убрали из витрины все необычное. Сейчас обшивают в основном своих: любому приятно, когда в магазине к тебе обращаются на твоем языке.
Ей так нескрываемо хотелось выговориться, что Делия не смела перебивать, хотя стрелки часов подползали уже к опасной точке. В конце концов Агата заметила ее беспокойство и спохватилась сама: еще ведь ничего не сделано! Готовка, уборка…
Распрощались торопливо и чуть сконфуженно. Агата, кажется, хотела обнять ее, но в последний момент передумала. Уже в дверях вдруг вспомнила о чем-то и взяла с каминной полки письмо: «Это тебе. Я не вскрывала».
Обратный путь до бульвара Делия преодолела быстро, но трамвая, как назло, видно не было. Облака к этому времени разошлись, и низкое солнце светило прямо в глаза. Какую погоду обещали на праздники? Хорошую, вроде бы. Можно поехать за город или прокатиться по заливу на пароходе… Она начала уже нервничать не на шутку, когда вдалеке показался трамвай. Как медленно он ползет! Теперь уж точно не добраться вовремя. Чтобы отвлечься, она стала смотреть по сторонам. За дорогой, отделенное белой оградой, возвышалось здание Агатиной школы – будто сказочный дворец из темно-серого камня, элегантно отделанный желтым кирпичом; а слева угадывался полускрытый деревьями методистский колледж, где учился Эдвин. Сегодня они увидятся впервые за долгое время. Эта мысль почему-то не радовала, но Делия не успела толком разобраться, в чем дело: подошел трамвай.
Она нашла свободное местечко на скользкой деревянной лавке, тянувшейся вдоль стены: встреча с Агатой вытащила на свет внушенные ею предрассудки, и Делия не стала садиться в открытый вагон. Расплачиваясь с кондуктором, нащупала в сумочке письмо. Кто мог его прислать? Почерк был незнакомым, вместо обратного адреса – пустота. Она разорвала конверт, с недоумением пробежала глазами первые строчки: «Вы меня не знаете, но я знаю Вас и хочу предостеречь, пока не поздно, от опасности, которая Вам угрожает…» Делия запнулась, боясь читать дальше; письмо было написано наспех, а может, в волнении, и ей тут же передалось это волнение. Краешком глаза она зацепила в середине листа имя Джеффри – и повеяло откуда-то смертоносным жаром. Сделав над собой усилие, она стала спускаться все ниже и ниже по строчкам, как по ступенькам веревочной лестницы, ведущей в преисподнюю. Грудь сдавило, стало нечем дышать. Но ведь это не может быть правдой! Это какая-то глупая шутка. Судя по дате, письмо написано два месяца назад, когда у них все только началось… Кто мог тогда об этом знать?
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.