И вянут розы в зной январский - [118]
– Несса, идем в тень, – услышала она голос Грейс. – Делия, давай скорее! Вы сгорите.
Они переместились под дерево. Серый жилистый ствол подпирал пышную крону, ниспадавшую сотнями мелких, травянисто-зеленых метелок; но тень была жидкой, и Ванесса раскрыла зонтик, а Делия завернулась в полотенце. Ветер доносил тяжкое, с присвистом, дыханье паровоза, подходившего к станции. Все, разомлев, молчали. Грейс делала наброски в альбоме, поминутно вскидывая глаза на Делию. Фрэнки собирала вокруг себя ракушки и выкладывала из них узоры на песке. Каким драгоценным это казалось в детстве: пригоршня пузатых ракушек, свитых тугой спиралью; эвкалиптовые желуди, издающие сухой, кастаньетный стук, если их ударить друг о друга. С долгих загородных прогулок она возвращалась домой богатой – да что там, не только она: у всех четверых карманы были набиты битком, и хотелось рассказать об этом каждому, кто встречался им по пути, от соседей в вагоне до старика шарманщика с Бурк-стрит. Почему, вырастая, ты теряешь эту зоркость, начинаешь смотреть на все сквозь закопченое стекло, сквозь донышко стакана? Улетучивается душа из предметов, которые прежде казались живыми; таинственное становится обыденным. Младенцы, обратившись тенями, сходят на землю. А потом они блекнут… Нет, не так. Жизнь начинается с рассвета; тени длинные: человек пока еще велик, хоть и мал ростом. Он по-прежнему близок к тому миру, откуда пришел. Но постепенно тени ссыхаются, укорачиваются, пока не превращаются в уродливых карликов. Лишь потом, на пороге небытия, человек вновь начинает видеть и чувствовать. Так видела бабушка – Фриггу в облаках, свою далекую родину – и неважно, что глаза ее были слепы. Тени ползут, удлиняясь, – ломкие, призрачные; ползут по красной, облитой закатом земле. Скоро их сотрут сумерки, но пока, в эти последние минуты, человек велик.
Ванесса поиграла этой мыслью, как причудливой ракушкой – красивой, но бесполезной – и, сама не зная зачем, сунула в карман. Заглянула Грейс через плечо; там, на листе, сочился нежностью прелестный набросок: изгиб девичьей шеи, длинная серьга в маленьком ухе и темный веер ресниц. Всякому было понятно, что здесь поработала любящая рука. Ей стало немного жаль Грейс, этого ее безнадежного чувства, которому суждено погаснуть после замужества Делии. Сама она так и не смогла решить, рада ли новостям. Странно было вдруг обнаружить себя одной в своей огромной студии. Делия, присутствуя там телесно, мыслями была уже далеко, и глаза ее лучились неведомым, непредставимым счастьем. Это правильно: она заслужила. Но все-таки расставаться будет трудно. Привычка? Возможно, да; и что-то еще.
Не сговариваясь, все поднялись, чтобы окунуться еще раз. В какой-то момент они с Делией остались одни у воды, и Ванесса, сама того не ожидая, спросила – будто кто-то толкнул ее в спину:
– Скажи, ты все еще сердишься за тот вечер? За стихи?
Делия опустила глаза; задумалась честно, всерьез – не бросилась фальшиво убеждать ее, что все в порядке. Ванессе нравилась эта честность.
– Нет, не сержусь. Всё прошло.
Грейс подхватила Делию под руку и, весело прокричав Ванессе: «Идем же!» – кинулась в прибой. Крылатые тени скользили по песку и растворялись в узорных волнах, напоминая о том, что сама она однажды вот так исчезнет. Останется лишь белая пена на берегу. Но это случится нескоро – она точно знала. Еще есть время.
41. Сент-Килда-роуд
От трамвая до Агатиного дома было пять минут ходьбы, но сегодня Делии чудилось, будто впереди – хребты и стремнины. Ноги не шли, и она в сотый раз спрашивала себя, правильно ли делает. Может, надо было все-таки поехать двадцать шестого, после того, как произойдет самое важное? В том, что оно произойдет, Делия не сомневалась: не зря ведь Джеффри пригласил ее на Рождество в Эйнсли-хауз. Но Агата могла уехать на эти три выходных дня, и тогда визит отложился бы на неопределенный срок. А ей хотелось разрубить этот узел сейчас.
День выдался пасмурным и прохладным, южный ветер налетал порывами, пытаясь сбить ее с дороги, подталкивая в сторону Сити, где все было понятно и просто: работа, друзья, Орлиное гнездо. А чего ждать от Агаты? Может, она вообще не станет разговаривать и просто выгонит вон. Чем она сейчас занимается? Должно быть, готовит ужин. Притащила полную корзину продуктов с рынка…
Было еще слишком светло, чтобы зажигать свет в домах, и при виде отдернутых голубых занавесок сердце Делии екнуло: что, если ее заметят в окно? За свежевымытыми стеклами не угадывалось ни фигур, ни движений, но ей казалось, что дом смотрит сам, выжидающе и враждебно. Даже праздничный венок на двери был похож на погребальный.
Притворив калитку, она мысленно произнесла: «Боже, помоги» и нетвердой рукой нажала на кнопку звонка. Почти сразу изнутри донесся голосок Тави: «Он пришел!» Повернулся ключ в замке, и взгляд Делии, раскаянно поникший, выхватил курносое личико, бледное на фоне черной материнской юбки.
– Это ты! – изумленно воскликнула девочка и, забыв о том, что секунду назад надеялась увидеть Деда Мороза, кинулась к ней и обхватила руками колени. – Ты больше не уйдешь?
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».