Хроники Мизии - [12]

«… Волею же родителя, не можно никак пороть ребенка до восьми лет включительно, а от восьми до десяти лет — можно токмо по особенному разрешению куратора гимназического. А после десяти лет, ежели ребенок не приносит услады и пользы дому родительскому, а паче того бесчинствует и горести творит и не должным образом именует Короля земли Мизийской, старшего чина гимназии своей, али университета своего, и отца родного, единокровного…» — доносилось из хладнокровных голосистых уст.

Корднак не слушал. Он исподлобья разглядывал людей вокруг, с таким выражением, словно они были перед ним в чем-то виноваты, или наоборот — он был перед ними в чем-то виноват.

— Посмотри, Ирм, — он сделал широкий жест, — На всех этих людей. Это все простые люди: крестьяне, торговцы, солдаты, чиновники… Ты слышишь меня?

— Я прекрасно тебя слышу, — хладнокровно ответил Ирминар, — Потому что ты стоишь в метре от меня.

— Нет, я не это имел в виду! Этих не надо называть по имени. Их имен никто не знает. Они им не нужны. Их называю крестьяне, чиновники, понимаешь? У них есть названия их общественных ниш, и ниши эти нужны организму королевства — они его жизненноважные органы, а значит, они сильны, они дают защиту, власть… А мы? У нас нет такого названия — нас называют по имени. И наши имена уже кому-то здесь известны. За нами нет силы, которая будет что-то решать за нас. Этому большому организму для его жизнедеятельности мы не нужны… Но мы есть. Что это значит?

— Нас можно назвать бродягами.

— Сейчас — да, мы — бродяги. Но что с нами будет потом? Ты станешь королем, а я твоим ближайшим советником. А может быть, мы станет мертвецами. В любом случае бродягами мы не останемся. А вот никого из них в будущем перемены не ждут. Они останутся теми же крестьянами и чиновниками… возможно, только перетасуются.

— Корт! Довольно петь себе дифирамбы, это не скромно, не благородно и пагубно отражается на качестве, исподволь проступающей на твоем простом, но одухотворенном лице, печати интеллекта. Мне это очень хорошо видно.

— Ирм, настоящему человеку ни к чему заниматься самосозерцанием…

— Значит, поверь мне на слово. И девушка, вот мимо прошла и в твою сторону даже глазами не стрельнула, пока ты философствовал.

— Не может быть!

— Точно тебе говорю.

— Значит, я сделал открытие!

— Какое?

— Я открыл идеальный способ сохранения инкогнито на людях. Нам это может очень пригодится. Значит так, одеваем вериги, преисполняемся огненного и полубезумного взора и вещаем искрометные откровения!

— Пошли отсюда. У тебя голос слишком гнусавый и зубы кривые.

— Тогда не вещаем, но хотя бы преисполняемся… Смотри, я же говорил, нас тут имеют в виду.

Они остановились перед доской, заправленной под козырек, на который были выжжены умелой быстрой рукой ровные письмена.

«Третьего октября две тысячи шестидесятого года Его Величество, Король Мизии Толдор Ор Добрый совершил прозрение в отношении корня безнравственности и плутовства, итогом которого стал указ от того же числа «О возвышении и укреплении величины значения воспитания детей малых, а также среднего возраста». Предводитель восстания «хмурых рыбников» Ирминар Шепелявый, избегший немедленной и бессудной казни и укрывающийся доселе от стражей закона, объявлен для всех граждан земли Мизии «врагом главным, подлежащим убийству, или хотя бы калечению по возможности, для всех, кто встретит его у дома своего или в дороге».

— И здесь цитируют Бэрила. — Пробормотал Ирминар. — Везде цитируют Бэрила. А Короля цитируют в его цитатах. Видимо, из Толона сюда вести доходят быстрее, чем из столицы. Бредовое это дело, ой не нравится оно мне…

А про меня ни слова. — Заметил полковник. — Мог бы написать чего-нибудь, старый перец! А почему нет нашего с тобой описания?

— Потому что Бэрил не озаботился его предоставить для защитников свобод государственных. Я же тебе говорю, — Ирминар постучал пальцем по доске, — Это вести из Толона, а не из столицы. Из столицы еще не привезли этот указ о моем убийстве или калечении. О воспитании детей привезли, а главный где-то затеряли. Бэрил цитирует эти указы дословно, хотя сам их даже не читал. И ему верят…

— Это мешанина и бедлам! — Проворчал Корднак. — Я бы на твоем месте не церемонился с Бэрилом. Пусть указы доходят до подданных только из одного места — а именно, из королевского дворца, а не из двух и не больше!

Он помолчал.

— А не хочешь ли ты воспользоваться тем обстоятельством, что здесь нас никто не знает, и пойти вон в тот веселый дом, дабы забыть там на время о нашем великом стремлении и желании богов местных нас в этом стремлении укрепить!

— Нет. Мы пойдем к моему другу, он нас спрячет. Нам придется остаться здесь на какое-то время, хочу кое-что выяснить.

— Так я пойду с тобой!

— Нет. Во-первых, люди, которых я хочу посетить, очень деликатны. Это хранители списков летописных и карт. К ним нельзя вваливаться большой толпой.

— Нас всего двое!

— А во-вторых, я не уверен, какие мысли могут посетить моего друга, когда сюда прибудет гонец от Ора и на доске новостей под моим именем добавят сумму прописью. Ты за ним проследишь.

— Хорошо, уговорил.