Хроники Мизии - [11]

— Голова болит?

— Немного.

— Знобит?

— Да. Что-то потрясывает.

— Дьявол! У тебя лихорадка. Давай сюда свое одеяло. Ляжем вместе на мое, а твоим укроемся. Тебе надо согреться.

На следующее утро Корднак вовсю надсадно перхал. Шел он медленно, глядя себе под ноги и прижимая руку к груди. Лицо у него было бледное, с сизоватым румянцем на щеках.

— Совсем у тебя никудышный напарник. — Приговаривал он.

— Я тебя вылечу. Сейчас дойдем до подветренного склона.

— Главное уметь вылечить людей от зимней спячк-кх-и. Ты умеешь. Вон скольких вылечил. Скажи, кх, Ирм, не может быть, что ты умеешь лечить людей от пустой жизни, и вообще от жизни, только для того, чтобы стать королем и потом править ими. Как-то это, кх, не логично…

— Смотри куда шагаешь, писец.

— Все время лезет в голову, кх, какая-то ерунда о высшем, а о чем высшем… большем? Что может быть это большее? Если мы его никогда не видели? И даже больше того, мы не умеем это большее увидеть, а того, кто видит, считаем… на голову хмурым. Кх. Тебя, ведь, Ирм многие жалели. Я не говорил, извини. С покровительством к тебе относились — какой у нас предводитель умный, смелый, наивный, правда, беречь его надо. Кх. А ты как с ними? Я, честно говоря, до сих-кх пор не верю. Что именно ты это говорил, что я записал… Ты тоже, ведь, не видишь этого главного, большего. Не знаю, кто ты… Вообще по логике выходит, что ты меня опять в чем-то обманываешь, ведь мое впечатление о тебе верное, но как такой обман возможен, я не понимаю.

— Стой.

— Что, не нравится? Я…

— Раздевайся.

— Зачем?!

— Тут снег хороший, надо тебя растереть снегом. Горный снег, он очень острый, злой. Скидывай плащ и куртку. И рубаху тоже.

Дрожа, Корднак стал раздеваться. Ирминар сейчас же зачерпнул из сугроба обеими горстями и набросился на полковника, как ясный сокол на кролика.

— Что стоишь, давай! — Закричал он.

Корднак тоже зачерпнул снегу и стал втирать себе в грудь.

— У-аа! — Вздыхал он. — У-оо! У-у-у! О-о-о-о! А, хорошо!

Его грудь сразу же порозовела, как у довольного жизнью и кормежкой снегиря. Ирминар продолжал экзекуцию, пока полковник не стал малиновым.

— Одевайся! Бегом!

Тропа уже пошла вниз. Они теперь были по другую сторону гор. С высоты видны были сизые, почти черные в яростном солнечном свете леса вокруг Сейны и заливные луга в долине реки Серой, которая вытекала из Хмурого озера. Земли здесь было больше, мест, где укрыться, схорониться от гневного верховного ока — тоже. Сейчас наедине друг с другом, вдали от чужих глаз, глядя на мелкий мир сверху вниз, казалось, что все по плечу. И то большее, о котором мечтал, полковник уже не было таким непонятным и недостижимым.

— Здесь черным по белому написано! «Тридцатого сентября двести шестидесятого года предводитель восстания хмурых рыбников Ирминар Шепелявый вошел в город Сейну». — Пайд яростно тыкал пальцем в рукопись, которую держал в другой руке, но при этом палец его не касался листа, и тот оставался девственно гладким. — Посылай всех свободных учеников немедленно! Они там! Надо взять их!

Магистр высших боевых искусств, глава черной школы, надиерархический мастер стиля скорпиона, господин Готорин, невысокий согнутый старик с длинными завитыми снежными прядями, обрамлявшими розовую лысину молча глядел на него. Разговор застиг их в темном коридоре охранной службы. Из-за горбатой спины магистр смотрел своими бледными глазами на всех людей, а в особенности на высоких, с одинаковым выражением — исподлобья.

— Сейчас второе октября. — Наконец, сказал он. — Гонец добирался из Толона восемь дней. Где логика?

— Какая тебе логика?!! — Рявкнул Пайд. — Не веришь старому Бэрилу?!

Они снова уставились друг на друга. Глаза у Пайда, напротив, были темные, налитые тяжелой гневной кровью, и взгляд его производил впечатление изношенного и побитого, но еще достаточно крепкого для того, чтобы разнести любые ворота, тарана. Магистр высших боевых искусств, мастер стиля скорпиона отвел взгляд.

— Он что, предсказывает будущее? — Спросил он, глядя в пол.

— Не мое дело! — Звенящим голосом отчеканил Пайд.

Магистр снова посмотрел на него.

— Нужен приказ короля.

Пайд выдержал паузу, а потом снова заголосил, надсаживаясь, не сбавляя напора.

— Пьяный он лежит!!! Набрался вчера, а сегодня добавил!!! Проспится — будет тебе и приказ, и благодарность, и прибавка к пенсии! Посылай всех!!!

— С чего такой сыр-бор?

Они быстро двинулись по коридору. Пайд бережно складывал листки.

— Я сам точно не знаю. Но мне страшно. Очень. У меня такое чувство, что все катится к чертям! А все ходят блаженные, как барашки! Если бы не старина Бэрил!..

Магистр с уважением поглядел на исписанные ровным, каллиграфическим, но не с высунутым от напряжения языком, а скорым почерком листы пергамента в аккуратных руках.

Глава 8

На площади бытовала толпа, это было видно издалека.

— Что здесь? Еще одно восстание? — Спросил друга Корднак.

— Не обольщайся, скорее кого-то вешают. — Ответил Ирминар.

Приблизившись, они остановились у крайнего дома и принялись оглядываться. Толпа была немногочисленная и рыхлая. Люди по преимуществу были заняты своими делами. Над шапками и непокрытыми головами разносились звонкие, грамотно акцентированные словеса глашатая. Зачитывался очередной указ. Ирминар слушал вполуха, и глядел вокруг вполглаза, еще успевая думать в полмысли. Он хорошо представлял себе, что это за указ, словно сам участвовал в его составлении. Ему важнее было, что в этом указе уже явствовало не так, и подлежало исправлению или даже искоренению.