Хаос - [87]
— Очень любезно с вашей стороны, — красный как рак Ленсен нервно покусывал губу.
— Однако вернемся к господину раввину, на удивление осведомленному и обладающему феноменально обширными знаниями для человека, у которого нет лишнего времени, — к небезызвестному доктору Магнусу, если он вам так или иначе знаком. Я получил от него некую информацию. Его осведомленность просто неслыханна! Доктор притащил также кучу книг, по большей части еврейского происхождения, из которых читал как дышал. Мне-то уже становится плохо от одного вида стольких букв. Впрочем, к делу: такой род обвинительных статей и этот вульгарный стиль могут только компрометировать всех серьезных антисемитов. Так что я позволил себе провести тут профилактическое изъятие неблагопристойного тиража.
Борхерс говорил с расстановкой, чтобы дать председателю время сориентироваться в ситуации. Ленсен соображал быстро и быстро поднялся:
— С вашей стороны это был действительно любезный поступок, господин асессор! — тон его был донельзя сдержанным. — Благодарю, что приняли во внимание мою личную заинтересованность. Само собой разумеется, данное постановление никоим образом не соприкасается с какими-то личными обстоятельствами, но я, разумеется, ценю, что эта скандальная заметка не получит широкого распространения.
— Я, полагаю, не ошибусь, — обиженно заметил Борхерс, ожидавший некой большей благодарности, — что вы прибыли сюда, чтобы помешать этому самому распространению?
— Вряд ли это в моих силах, но в любом случае я собирался переговорить с редактором о возможности не допустить публикации продолжения.
— Хотите переговорить с редактором, найдете его в соседней комнате, где как раз упаковываются конфискованные номера. У меня с этой братией дел больше нет, а вам только могу пожелать успеха в вашем предприятии!
— Еще раз спасибо, господин асессор, за ваше вмешательство…
— Не стоит благодарности, господин председатель, — со скрытым сарказмом ответил Борхерс. — Сожалею, что нет законных средств предотвратить выход следующей статьи. Но уверен, вы сами этого добьетесь. У вас ведь хватит средств?
Ленсен ступил через порог смежной комнаты, из которой двое полицейских как раз оттаскивали огромную бельевую корзину с изъятыми номерами газеты, а секретарь суда отслеживал упаковку следующей. Кругленький, оплывший жиром человечек усердно помогал им, прямо на столе в углу расселся высокий господин с торчащей из светло-русой бороды трубкой с длинным мундштуком, рядом удобно устроилась рыжеволосая дамочка — нога на ногу и сигарета в зубах.
Ленсен почувствовал себя не в своей тарелке.
— Смотри-ка, какая честь! — заорал блондин, размахивая трубкой. — Господин председатель ландгерихта Левизон! То есть, хотел сказать, Ленсен воздал нам по заслугам! Шлифаке, позвольте представиться! Творец «Горна». А там — мой сотрудник, доктор Гессе, позвольте представить. Да, да, старые знакомые мы с вами, господин председатель. Никак не вспомните? Могу себе вообразить! Две недели в «санатории» Моабита. Где вы мне предписали «лечение». Похоже, в моей памяти след остался глубже, чем в вашей!
— Друг мой, Шлифаке, — укоризненно покачал головой означенный доктор Гессе. — Не любезнее ли предложить нашему другу господину председателю ландгерихта сесть? — он придвинул Ленсену стул. — Присядьте, пожалуйста!
— Не утруждайте себя, — презрительно скривил губы Ленсен. — Дела я умею делать и стоя. Вам прекрасно известно, зачем я пришел. Договоримся?
— Если вы имеете к нам какое-то деловое предложение, — горестно развел руками Гессе, — то сейчас не лучший момент. Неправомерные и совершенно необоснованные действия властей, наносящие нам моральный и материальный ущерб, принуждают нас применить меры для форсирования выпуска следующего номера. К счастью, материалов на него хватает, и в набор пойдет…
— Короче, сколько? — прервал его излияния Ленсен. — Сколько вы требуете за непубликацию по сегодняшнему анонсу? Надеюсь, понимаете, о чем речь?
— Господин председатель, — принял обиженную позу Гессе. — Не хотите ли вы нас подкупить?!
— Именно это я и делаю!
— Вы к нам несправедливы, — изобразил оскорбленность Гессе, уступая позиции. — Наше издание выполняет свой моральный долг, и не в вашей воле нам помешать. Мы боремся с разлагающим влиянием того сообщества, от которого вы сами открестились с праведной брезгливостью. Если говорить о конкретной публикации, то мы могли бы от нее отказаться — и само собой разумеется, без единого пфеннига возмещения убытков, без всякого вознаграждения — только если вы докажете, что наша информация не соответствует…
— Тысяча марок, — бросил Ленсен поверх головы Гессе.
— Остаетесь при своей точке зрения, господин председатель? — как ни в чем не бывало, продолжал Гессе, участливо качая головой. — Вы нас недооцениваете. А эта ваша реплика лишь доказывает, насколько неверна ваша оценка. Если мы прилагаем усилия добыть информацию, неся, заметьте, значительные издержки, если выплачиваем автору высокий гонорар, он, насколько я его знаю, не преминет затребовать соответствующее возмещение ущерба в случае невыполнения нами взятых на себя обязательств, так что…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.