Хаос - [85]
— Мы здесь не занимаемся ни политикой, ни просвещением, — холодно осадил ритора Борхерс. — Мы лишь обязаны проводить проверку, нарушены ли, и если нарушены, то какие параграфы уголовного кодекса.
— Конечно, конечно, не смею отрицать этого. Но, по моему мнению, в интересах общественности…
— Господин раввин, вам следует признать, что в данном вопросе вы отнюдь не объективны и не можете быть объективны. Как иудей…
— Позвольте, господин асессор! — Магнус повысил голос. — Должен поставить на вид, что я здесь выступаю не только в качестве духовного лица и представителя иудейского сообщества, но в первую очередь как подданный Германского рейха!
Борхерс озадаченно посмотрел на визитную карточку посетителя.
— Ах, да. Вы…
— Сопредседатель. Управляющий делами Союза подданных Германского рейха, исповедующих иудаизм, — с достоинством отрекомендовался Магнус. — Наш первый председатель — господин тайный коммерции советник Майер, а я собственно занимаюсь всеми текущими делами. И как подданный, пусть даже иудейского вероисповедания, но тем не менее подданный Германского рейха, должен сказать, что в первую очередь в интересах нашего любимого отечества и в интересах всех немецких граждан выступить против травли одних и одурачивания других. Мы пользуемся — под попечительством правительства нашей достославной императорской династии — широкими правами на толерантность, если я не ошибаюсь. И если еще то тут, то там возникают непреодолимые предрассудки, то они — всего лишь рудименты, вчерашний снег, который растает под солнцем просвещения, как… как тени исчезают в полдень. Если мне будет позволено, приведу яркий образ из сокровищницы еврейской мудрости: наши мудрецы рассказывали…
— Прошу прощения, господин раввин, как бы велик ни был мой интерес к мудрым иносказаниям, но работа, знаете ли, не ждет. Вам ведь самому потребно, чтобы по вашему делу в скорейшем времени было вынесено решение.
— Разумеется! Dat qui cito dat![18] Немедленная конфискация тиража этого номера для предотвращения его дальнейшего распространения кажется мне на данный момент самой действенной мерой.
— Мы разберемся в этом деле. А пока прошу вас изложить письменно ваши претензии. Свои материалы вам лучше забрать с собой, чтобы воспользоваться ими при составлении заявления.
— Но это же займет уйму времени!
— Все жалобы должны быть надлежащим образом оформлены и пройти все соответствующие инстанции. Как раз в нашем случае поспешность стала бы оплошностью. Необоснованное вторжение в свободу прессы должно по возможности пресекаться. И ваша пресса…
— Моя пресса?
— Я не имею в виду лично ваша. Но нельзя нарушать те самые основополагающие принципы терпимости, права на свободное выражение мнений, которые вы тут представляете…
— Терпимости? В отношении подстрекателей и клеветников? Это уже не соблюдение права на свободу мнения, когда одна социальная группа натравливается на другую! Газетчики уже выкрикивают заголовок на Фридрихштрассе, и каждый уважающий себя еврей воспринимает как оскорбление…
— Вопрос оскорбительности должен быть проверен отдельно. Я предлагаю вам в вашей жалобе также сделать заявление и по этому вопросу, хотя предполагаю, что в этом отношении ввиду отсутствия общественного интереса последует передача судом неподсудного ему дела суду по делам частного обвинения. Правда, право истца на предъявление иска тут тоже может оказаться под вопросом, прежде всего в том отношении, может ли Союз подданных иудеев… или как он там длинно называется — в действительности уполномочен выступать от имени всех немецких евреев. По моим сведениям, в вашей среде есть значительное количество ваших единоверцев, считающих нецелесообразным привлекать внимание общественности к делам еврейской общины и, более того, предпочитающих, чтобы об их иудейской вере вообще не упоминалось.
— Уверяю вас…
— Пожалуйста, изложите ваши взгляды письменно. Я проведу проверку. Однако уже сейчас при беглом взгляде на положение вещей я не вижу перспективы для положительного решения о возбуждении дела.
Асессор поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. Магнус умоляюще поднял руки:
— Но, господин асессор, я не понимаю вашей позиции по этому вопросу! Наш первый председатель, тайный коммерции советник Майер, известный промышленник, по поручению которого я нахожусь здесь, ни минуты не сомневался, что как раз в нашем случае королевская прокуратура с особым рвением возьмется за дело в назидание другим и в подтверждение своей объективности, особенно если речь идет об издании такого калибра, как этот «Горн».
— Будет произведено все необходимое в соответствии с законодательными нормами, — нетерпеливо присовокупил к ранее сказанному Борхерс и обратился к своим документам. — Большего сказать не могу. Жду подачи вашего заявления.
— Вынужден подчиниться, — расстроенно заключил Магнус и принялся складывать свои материалы обратно в портфель. — Однако должен еще раз подчеркнуть, что отрицательный результат мне как немцу нанесет куда более глубокую рану, чем как еврею. Уже сейчас вызывает тревогу, что дело может дойти до пущих бесчинств, чего я совсем не исключаю…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.