Хаос - [86]
— Если вы сможете привести факты и доказательства, что по причине этой публикации кому-либо из ваших единоверцев нанесено реальное оскорбление и жалоба не подпадает под дело о частном обвинении в нарушении неприкосновенности личности, то милости прошу, я на месте.
На сей раз асессор отвесил такой решительный поклон, что Магнусу ничего не оставалось, как откланяться. Он подхватил портфель под мышку, взял цилиндр в руку и, сухо поклонившись, покинул кабинет чиновника.
В коридоре он огляделся, ориентируясь в поисках выхода, и двинулся наугад налево. Но не сделал и полусотни шагов, как услышал за спиной оклик. Он оглянулся. Вслед ему спешил Борхерс с номером «Горна» в руке.
— Минуточку, господин раввин! Будьте любезны вернуться в мой кабинет. Мне кое-что пришло в голову, и я хотел бы обсудить по вашему делу некоторые детали.
В крайней степени удивления Магнус повернул обратно. Господина асессора будто подменили, он придвинул ему стул и был сама любезность. Борхерс заявил, что пришел к выводу о необходимости безотлагательного вмешательства и безоговорочной конфискации тиража. Он сейчас же отдаст распоряжения и даже самолично примет участие в акте изъятия. Для отправления правосудия необходимо немедленно прояснить некоторые моменты, и среди прочего, каким религиозным организациям нанесен моральный вред.
Доктор Магнус, сбитый с толку внезапным преображением асессора, расстегнул свой портфель и дал требуемые сведения, который тот быстро записывал на бланк. Через четверть часа господа расстались в коридоре, куда асессор сопроводил гостя, чтобы указать ему дорогу, в самой задушевной манере и с крепким рукопожатием.
На первом этаже Магнус, радостно возбужденный, но все еще не понимающий, что за несколько минут могло совершить такой переворот в позиции чиновника, поискал телефон-автомат. Он позвонил тайному советнику Майеру и дал ему отчет о своем визите в прокуратуру.
Тайный советник был по горло занят делами и не проявил должного интереса, на который рассчитывал раввин, чтобы выслушать рассказ во всех подробностях. Магнус только начал повествовать, как холодно и неприязненно отнесся прокурор к их просьбе, и уже собирался похвастать, как ему удалось поколебать непримиримую позицию асессора своей настойчивостью и убедительностью, как Майер перебил его:
— У меня нет времени. Коротко: результат?
— Результат блестящий! Когда я только пришел, он едва предложил мне сесть, а когда уходил, проводил в коридор и даже пожал руку!
Полицейский, занявший свой пост перед входом в здание, где располагалась редакция «Горна», с профессиональной подозрительностью проследил за суматошным господином, который с разгоряченным лицом выскочил из такси так поспешно, будто за ним гнались черти, велел шоферу обождать и чуть не бегом направился к подъезду. Подозрительность в мгновение ока сменилась стойкой навытяжку, как только страж порядка распознал в торопливом господине председателя ландгерихта. Но и это служебное рвение оказалось излишним, поскольку председатель мчался в редакцию не по должностной необходимости, а по личному делу.
— Что там внутри стряслось? — спросила стоявшая на лестнице в подвал зеленщица, с любопытством поворачивая кудлатую цыганскую голову от парадной к служебному автомобилю, стоявшему в сторонке.
— Правонарушение. Шантаж, — с достоинством поведал постовой. — Конфискация тиража.
— Ох уж эти газеты! — посетовала торговка. — Эти мне еврейские листки!
Полицейский только кивнул. Он был при исполнении, а при исполнении вести политические разговоры строго-настрого запрещалось.
Дверь в редакцию была открыта. Ленсен увидел сидящего за письменным столом человека, который, согнувшись, усердно царапал то, что диктовал другой, стоявший ко входу спиной.
Помедлив секунду и сориентировавшись, председатель решительно вошел и приблизился к столу:
— Мне надо с вами поговорить, господин редактор!
Человек слегка повернул голову и вдруг резко развернулся и протянул Ленсену руку:
— Доброе утро, господин председатель ландгерихта!
Не веря своим глазам, Ленсен отступил на шаг и уставился в знакомое лицо.
— Господин асессор Борхерс? — пробормотал он. — Неприятно поражен.
— Не ожидали меня тут увидеть? Могу себе представить. Видите, как оперативно работает королевская прокуратура! Я здесь по долгу службы. По заявлению, поданному еврейской стороной, изымаем весь тираж свежего номера «Горна» в связи с нанесением оскорбления организациям иудейского культа.
Он несколько мгновений с мягкой улыбкой наслаждался огорошенностью господина председателя ландгерихта, а потом обратился к судебному секретарю:
— Заканчивайте протокол и дайте распоряжение снести изъятые материалы вниз.
Секретарь мгновенно исчез в соседней комнате, а Борхерс снова сосредоточился на господине председателе, который успел опуститься на стул.
— Значит, дела обстоят так: как правило, мы запускаем процесс не столь скоропалительно. В обычных обстоятельствах решение по жалобе идет в производство через все инстанции, если до этого вообще доходит, и только через несколько дней последовали бы санкции, когда означенный «Горн» уже осуществил бы сбыт своей продукции. На ваше счастье, мне попался на глаза анонс, когда некий господин из обороны какого-то еврейского союза посетил меня. Если бы мне прежде выпала честь принести вашей дочери поздравления с днем рождения, я бы сам стал свидетелем того инцидента, который хочет раздуть означенное издание. Намерения их не вызывают сомнений, а я рад вставить шпильку этой пишущей братии и одновременно, взяв дело под свой контроль, оказать вам скромную услугу.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.