Хаос - [89]
Как известно, на суде редактор отказывался раскрыть имя автора статьи. А знать подлинного виновника — имеет для Союза первенствующее значение, несмотря на то, что справедливость все-таки восторжествовала и редакция оштрафована в назидание другим. Но своих врагов, клеветников и очернителей иудейских подданных Германского рейха, надо знать в лицо, чтобы внимательно следить за ними, следить за их неблаговидной деятельностью и в случае нарушения закона иметь возможность быстро принимать меры. Несколько дней назад его, Магнуса, разыскал сотрудник редакции «Горн», некий доктор Гессе. (В зале волнение.) Этот доктор произвел на него впечатление порядочного, только заблудшего в своих моральных устоях человека… (Реплика с места: «Ну-ну!») Надо доверять его, оратора, знанию людей! И надо быть справедливыми по отношению к своим противникам и не уподобляться антисемитам, стригущим всех под одну гребенку! (Оживление. Крики: «Браво!») Этот господин, доктор Гессе, в доверительной беседе сообщил ему, что редакция «Горна» крайне сожалеет, что сама была введена в заблуждение, поскольку некомпетентна в данном вопросе. (Возгласы: «Слушайте! Слушайте!») Он выразил надежду, что в будущем подобного рода «недоразумения» не повторятся и что редакция, апеллируя к известным своим великодушием и жертвенностью иудейским согражданам, готова рассекретить имя автора оспоренной статьи, в случае если Союз возьмет на себя обязательство выплатить из своей кассы денежный штраф в сумме пятисот марок, а также судебные издержки (Реплики с мест: «Неслыханно!», «Позор!», волнение в зале.) Он, оратор, уведомил, что не вправе брать на себя ответственность и передаст решение этого вопроса собранию. Доктор Гессе согласился с таким доводом и со своей стороны заверил, что испытывает безграничное доверие как к мудрости коллективного органа еврейских нотаблей, так и к порядочности еврейского духовного лица, пусть тот и является объективно его противником. В знак этого доверия он передал запечатанный конверт и уполномочил его, оратора, в случае положительного решения собрания открыть конверт и огласить желаемое имя. В настоящее время конверт он передает председателю, а его, Магнуса, миссия на данный момент завершена.
Это эффектное завершение речи вызвало всеобщее волнение. Каждый горел желанием удовлетворить свое любопытство. Тайный коммерции советник Майер, который не особо внимательно следил за прениями, растерянно принял конверт из рук раввина и вертел, явно не зная, что с ним делать. Со всех сторон летели нетерпеливые призывы открыть и огласить, но дебаты оказались еще не окончены. С места вскочил оппонент и обрушил на раввина град упреков, мол, вообще нельзя вступать в любые переговоры с таким сбродом, а теперь сопредседатель Союза еще и выступает доверенным лицом прохиндея. Его заглушили бурными возгласами и принудили сесть, а доктор Магнус сорвал аплодисменты, когда крикнул в ответ:
— Мы здесь занимаемся политикой! А в политике все средства хороши!
Подвел черту весомым аргументом делегат из Франкфурта:
— Пятьсот марок — сущая мелочь. Не стоит из-за этого шуметь и скандалить!
Предложение доктора Гессе было единодушно принято, и все затаили дыхание, пока председатель вскрывал конверт. Тайный советник вынул оттуда листок бумаги, чинно водрузил на нос пенсне, качая головой, прочитал записку про себя и передал для оглашения доктору Магнусу.
Доктор Магнус так долго таращился на означенное имя, что собрание заволновалось. Из зала неслось со всех сторон:
— Зачитайте!
— Давайте!
— Имя!
Раввин сделал над собой усилие, нервно поправил воротничок и хрипло произнес:
— Автор некий кандидат Остерман.
Имя не было знакомо никому из присутствующих.
— Вы его знаете? — выкрикнул кто-то.
— Нет! Не знаю! — покрасневший Магнус занял свое место.
— В таком случае собрание объявляю закрытым, — провозгласил председатель. — И еще раз от имени всех нас выражаю благодарность доктору Магнусу. Пусть он и дальше с таким же рвением служит нашему общему делу.
Погром
— Где же запропастилась наша Берта?
Пастор Боде, сидевший за работой, сердито посмотрел на жену, которая то и дело выскакивала из кухни, чтобы из окон его кабинета выглядывать дочку, отправленную на прогулку с няней.
— Что ты паникуешь? — пастор раздраженно бросил перо. — Еще нет и полудня. Погода прекрасная. Ну прошлась девушка дальше к реке или заболталась с кем…
— Она знает, что я не позволяю уходить из губернаторского сада. И с кем, по-твоему, она могла заболтаться? Выгляни в окошко, на улице ни души! И где они все сегодня ошиваются, эти евреи, которые шумят здесь с утра до вечера? Что-то мне не по себе! И дрожек на углу не видать! Хотя все извозчики, само собой, евреи! Жуть! Всю работу здесь делают евреи. А сегодня никого, все будто вымерло!
— Но Мария, дорогая! Обычно ты ругаешься именно на то, что на улице слоняется слишком много евреев.
— Потому что терпеть не могу бездельников! Папа всегда говорил…
— Позволь! Ты только что сказала, что евреи выполняют все работы, а теперь…
— Ради бога, Йоганнес! К чему сейчас пустые речи? Я беспокоюсь за ребенка! Надо…
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.