Хаос - [28]
— Так, значит? — доктор Магнус посмотрел на часы. — Вы закончили? Итак, советую вам как можно быстрее убраться из Берлина. Как можно быстрее! В приемной общины вам выдадут билет и пособие.
— Я не нуждаюсь ни в каком пособии!
— Послушайте, друг мой, — в голосе доктора звучали нотки досады и высокомерия. — Со мной такие уловки не пройдут! Знаю я вас, русских евреев! Забирайте со стола ваши деньги и идите!
Йосл несколько мгновений пристально смотрел на раввина, потом развернулся к двери:
— Всего хорошего!
— Вы забыли деньги! — Магнус схватил монету и поспешил за ним. — Вот! Не ломайтесь!
Йосл молча вышел.
— Не будьте ослом! Возьмите же деньги! — чуть не умоляюще крикнул вслед раввин.
Но Йосл уже аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Нет, вы видели нечто подобное?! — негодовал доктор Магнус. — Опасный человек! Очень опасный! Уж эти мне попрошайки! Теперь они, видите ли, и денег не берут! Спесивые поляки!
Кайзер поднялся, явно намереваясь попрощаться.
— Уже уходите? Вы приняли решение? Или хотите еще раз обдумать в тишине и покое?
— Нет, господин раввин, — учтиво, но твердо ответил Кайзер. — Я уже все сказал, другого не будет. Большое спасибо за вашу доброту!
— Ну, если не хотите по-другому и совета не принимаете, я умываю руки! Поклон вашему уважаемому отцу, когда будете писать.
Кайзер покинул кабинет, а раввин бросился к телефону и вскоре получил нужное соединение.
— Это господин председатель ландгерихта? — Здесь раввин доктор Магнус! — Как любезно с вашей стороны! — О, я долго вас не задержу. У меня приятное известие, во всяком случае, для вас. — В нашем деле появились новые обстоятельства. — Да, полностью меняют положение вещей. Студент Кайзер только что был у меня. Он отказался от стипендии. — Да, верно: от-ка-зал-ся! — По личным мотивам. — Нет, по телефону неудобно, не хочу тратить ваше драгоценное время. — Да, убеждал достаточно долго. — Что? — Разумеется! Поэтому я и позволил себе… — Нет, никаких помех. Конечно, за. Конечно, стипендия Остерману! — О, что вы, не за что! Вряд ли тут моя заслуга! — Ну, я не такой уж скверный, как… — Что? Ха-ха-ха! Хорошо! — О, буду очень признателен! Благодарю от имени моих бедных подопечных! — И вам так же! Поклон милым дамам! — До свидания!
Якоб Кайзер сбежал по лестнице и выскочил на Ораниенбургерштрассе. На другой стороне улицы перед синагогой стоял Йосл в толпе зевак и с любопытством разглядывал элегантных дам и господ, которые парами высаживались из экипажей и скрывались под сводами здания. Когда дамы неторопливо подбирали шлейфы или иным неприметным способом обеспечивали небольшую задержку, чтобы продемонстрировать публике роскошь туалетов и украшений, по толпе проносилось восхищенное «ах!». Господа выглядели крайне солидно, дамы в известной степени скромно, а в общем и целом все смотрелось попыткой имитировать выезд ко двору.
— Простите, — подойдя, обратился к Йослу Кайзер. — Мы виделись там наверху, у раввина. Меня зовут Якоб Кайзер, я студент. Могу я вам чем-нибудь быть полезен?
— Вы студент? — заинтересованно переспросил Йосл. — И еврей?
— Конечно, — засмеялся Кайзер. — А разве по мне не видно?
— Не зна-аю, — протянул Йосл. — Я тут подошел к одному, как мне показалось, еврею, чтобы спросить, где живет раввин. И только я произнес это слово, он как начал на меня кричать! Будто я наглец и нарочно хочу его оскорбить.
— Тогда это точно был еврей!
— Не знаю. Я уже вообще не знаю, с кем поговорить. Думал, уж с раввином всяко смогу посоветоваться, а тот слова вымолвить не дает и слушать ничего не хочет!
— Господин доктор Магнус человек очень занятой, у него мало времени на разговоры. К нему ведь столько людей приходит!
— И он со всеми так обращается? Мне показалось, вы у него сидели вполне по-дружески. Может, я не так одет, как здешний народ. Очень пышно. Какое нарядное общество!
— Они пришли на бракосочетание. У вас есть время?
— Конечно. Я не думал, что визит к раввину выйдет таким коротким.
— Тогда зайдем внутрь и посмотрим? Идемте!
Они вошли в богато убранное помещение. Кайзер пошептался со служителем и сообщил:
— Я, оказывается, знаю семью невесты, правда, только понаслышке. Свадьба будет первый класс!
Их встретил мощный рев органа. Раввин, приятно округлившийся господин с проседью в бороде и длинными, до плеч, закрученными пейсами, стоял перед новобрачными, склонив голову набок, и смотрел на пару с меланхоличной улыбкой и трогательной печалью во взоре; руки уютно сложены на животике, прикрытом мантией.
Якоб и Йосл скромно остановились в последних рядах. Йосл обеспокоенно посмотрел на спутника и тихонько спросил:
— А шляпу не надо снимать?
Кайзер очевидно не понял. Тут отзвучал последний аккорд органа, он приложил палец к губам, а ладонь другой руки лодочкой к уху, чтобы ни слова не пропустить из благословения раввина.
Тем не менее расслышать удавалось не все, особенно Йослу, еще не привыкшему к здешнему немецкому. К тому же раввин читал нараспев, то опускаясь до шепота, то внезапно переходя на громовый пафос. И все же это было скорее пение, чем речь. Он бесконечно растягивал гласные, шипящими страшно свистел через зубы, выдавал завывающие, рыдающие, вибрирующие тона в сопровождении активной жестикуляции. Его руки то взлетали высоко к небесам, то охватывали весь мир, а потом снова находили умиротворенный покой на животе. Под конец он простер руки над новобрачными в благословении и зашептал что-то совсем уж неразличимое в том конце синагоги.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.