Хаос - [29]
Внезапно Йосл схватил Якоба за рукав:
— Он что-то добавил на древнееврейском!
Кайзер удивленно посмотрел на товарища:
— Конечно. Это обручальное благословение из Талмуда.
— На древнееврейском?
— А что тут такого?
— Откуда поп знает древнееврейский?
— Поп? Какой поп?
— Вон тот. Разве в берлинской церкви говорят и на нем?
— В церкви? Вы думаете, где мы находимся?
— Где же еще, как не в церкви? Я тут в первый раз. У нас евреи в церковь не ходят. А здесь так интересно!
Якоб недоверчиво покосился на Йосла, желая убедиться, что тот не шутит.
— Выйдем! — сдавленно прошипел он, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть, а в вестибюле дал себе волю и никак не мог остановиться.
Йосл обиделся.
— Чего смеяться? — нахмурился он. — Я что, сморозил какую-то глупость? Я ведь еще многого не видел и никогда раньше не был в церкви. Само собой, мне все в новинку.
— Не сердитесь! — Кайзер постарался подавить смех. — С чего вы взяли, что пришли в церковь? Это синагога, и раввин обручал еврейскую пару.
— Синагога и с музыкой? А толстый поп в черной рубахе и высоком колпаке — это раввин? У нас так выглядят попы. А чего он так выл и кричал? У нас все по-другому. Или вы насмехаетесь надо мной?
— Нет, нет, — заверил Якоб, вытащил Йосла на улицу и показал ему еврейскую надпись на портале.
— У-ух! Так это еврейская свадьба? Нет, у нас совсем не так! Я, правда, думал… А какие здесь изысканные евреи! Какие наряды, какие драгоценности! Должно быть, это очень достойные семейства! А как хорошо говорил про покойного отца невесты тот гость, прямо как раввин! Так хорошо, что все плакали. Что за человек? Наверное, большой ученый и благородный человек!
— Старик Хендельзон? Самый отвратительный ростовщик Берлина! И дом его совсем не еврейский.
— Что-о-о?
Йосл погрузился в размышления, а потом заключил:
— Тогда невесте повезло, что она получила в мужья столь благочестивого мужа!
— Что значит «благочестивого»?
— Я же слышал, как раввин сказал, что это будет приют сердечной кротости…
— Туда повезут новобрачных. Свадебный банкет будет у Дресселя.
— Это еврейский ресторатор?
— И что? Думаете, они там будут есть кошерную пищу?
— Нет? А раввин знает, что они сразу после обряда…
— Конечно. А что он может? Его дело произносить речи!
Йосл и Кайзер шли в направлении Хакеншен-Маркт.
Йосл казался сбитым с толку.
— Простите, — нарушил он молчание. — Раввин выступает с речью на всех бракосочетаниях?
— Конечно. Этот или другой раввин. Есть особо востребованные. Некоторых приглашают специально на погребения, другие пользуются успехом при благословении…
— И везде они держат длинные речи?
— Да. Так заведено. Первую благословенную речь малютка-еврей получает при обряде обрезания, последнюю — над гробом. При последней он особо тихо держится, — усмехнулся Якоб.
— То есть всю жизнь, от рождения до смерти, рядом находится раввин со своими благословениями? Наверное, немецкие евреи очень любят речи?
— Помимо этого, раввин держит речь каждую субботу в синагоге, потом на всех праздничных трапезах, во всех общинах он…
— Подождите, а где же он берет время, чтобы исполнять свои обязанности?
— Свои обязанности? Так это они и есть!
— Что, произносить речи?
— Ну, конечно. Они занимают все его время. Помимо исполнения он должен к ним еще подготовиться.
Йосл снова надолго задумался.
— Давеча вы мне сказали, что у доктора Магнуса мало времени на разговоры. А мне кажется, что из-за сплошных речей у него не остается времени поговорить с человеком, который в нем нуждается.
— Не обижайтесь на него. В первую голову он должен заботиться о членах общины. А в Берлин приходит столько чужаков…
— Разве не все евреи братья?
— Все люди братья! Именно об этом и была последняя проповедь доктора Магнуса.
— Проповедь? Это то же самое, что «держать речь»?
— Ну… да. В синагоге. Субботняя проповедь. А разве у вас в субботу не проповедуют в синагоге?
— У нас? Нет. Зачем? У нас читают из Торы.
— У нас, конечно, тоже.
— Разве проповедник может сказать лучше, чем Моисей?
— М-м… А что делает раввин у вас?
— На всякое такое у него нет времени. Он учит и поучает, решает споры, дает советы, заботится о слабых и бедных… и еще тысячу подобных вещей. Но, может, в проповедях и есть смысл, я его пока не понимаю. Что он проповедует?
— Он старается сделать внимающих ему лучше и… благочестивее.
— Разве от речей человек становится лучше и благочестивее?
— Он делает, что может! Говорит, увещевает! Иногда даже ругается!
— Ругается?
— Ну… порицает то, что ему в людях не нравится.
— И люди это терпят?
— А им-то что! На то он и раввин! Ему позволено. Им даже нравится!
— И потом они исполняют, что раввин велел?
— Ну… не прямо так. Но ведь хорошо, что узнают правду!
— Наверное. Мне рассказывал пастор Боде… из второй части «Фауста», что императоры раньше держали человека, который должен был говорить им правду и ничего им за это не будет…
Йосл снова задумался. Кайзер хотел уже приступить с вопросом, но, оказалось, парень еще не закончил мысль.
— Вот, к примеру, что проповедует доктор Магнус? Говорите, что все люди братья, так? И что он под этим подразумевает?
— Что все люди, евреи и христиане, должны относиться друг к другу с терпимостью. Что никто не должен отвергать или унижать другого. Что у всех равные права.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.