Хаос - [27]
— Господин раввин, — порывисто остановил его речь Кайзер. — Я не могу принять эту стипендию!
— Что-о? — У Магнуса глаза полезли на лоб. — Я не ослышался? Вы отказываетесь от стипендии?!
— Да. Должен, как порядочный человек, — Кайзер покраснел до корней волос.
— И ради этого я жертвовал своим временем? Своими силами? — Магнус задохнулся от возмущения. — В чем дело? Что на вас нашло? Вы что, выиграли в лотерею? Или ваш отец приготовил богатое наследство?
— Нет, конечно, — сконфуженно вздохнул Кайзер. — Для моих родителей это будет удар, но я должен пробиться сам, без помощи из дома.
— Ладно. Но объяснитесь!
— Я прислушиваюсь к голосу совести. Стипендия ведь учреждена для набожного студента?
— Ну и?
— Я уже не уверен, что это обо мне!
— Ах, вон оно что! — У Магнуса гора с плеч свалилась. — И всего-то? Из-за мук совести? Это можно пережить. Так что спокойно принимайте деньги.
— Я, правда, не уверен, — Кайзер с сомнением посмотрел на раввина. — Вы, наверное, не так меня поняли. Когда отец подавал прошение, полгода назад, так далеко еще не зашло. Тогда я был дома и видел, как тяжело приходится отцу. Тогда я согласился. Но с тех пор многое переменилось… во мне. И расширилось…
— Это процесс брожения! Юношеский «период бури и натиска»! Вы сейчас в метаморфозе сомнения. Возможно, сомневаетесь во всем — даже в основах учения о религии, даже в основах религии! Мой юный друг, кто не проходил через подобную фрустрацию?! И я не исключение! Да-да, и я! — с нажимом произнес доктор Магнус, ударяя себя в грудь. — Я тоже был молодым и, как вы, поддавался сомнениям и мудрствованиям! И что с того? Разве из-за этих метаний я сегодня хуже исполняю свои обязанности? Вот в чем суть! Все остальное проходит со временем. Исполнение долга — это напряженнейшая деятельность, подлинно так. Но она приносит истинное удовлетворение, и признание общества не заставляет себя ждать. Вот недавно один кадровый офицер, капитан, после похорон его матери благодарил меня со слезами на глазах. И скажу вам, я испытал настоящее счастье. Так приходит любовь к своему служению! Я завоевал себе авторитет, и вы завоюете! Не поддавайтесь малодушному соблазну. Мужество, мой юный друг, только мужество! — Член попечительского совета поднялся и похлопал юношу по плечу.
— И все-таки я не уверен, господин раввин, — запинаясь, пролепетал студент. — Возможно, мне надо вообще поменять профессию, пусть и потеряю несколько семестров.
— Вы хотите сменить профессию? Подумайте о своих домашних! Вы должны как можно скорее стать им опорой. Ваши чувства делают вам честь, но есть же еще и обязанности! Есть долг!
— Да. Из чувства долга я и не хочу брать на себя обязательства.
— Какие обязательства?
— По большей части моральные. Пожалуй, позже меня могут упрекнуть в неблагодарности, если я не…
— Что вы станете делать позже, это другая статья. А пока что можете спокойно забирать помощь. Говорю вам! Берите, и с Богом! В чем дело?
Снаружи постучали, доктор Магнус выглянул и снова захлопнул дверь.
— Проситель! — скроил он презрительную мину. — Эти люди ни с чем не считаются. Конечно, раввин для всех открыт. Говорю же, раб! Невольник! А где благодарность? Недавно дал одному такому пятьдесят пфеннигов — пятьдесят! А в субботу гляжу, он торгует вразнос! В субботу! Носит лоток! Однако обождите, мне надо его отослать, а вы пока подумайте о моих словах. И кстати, можете поучиться для будущей практики, как быстро и безболезненно отделываться от подобной публики. Ну, заходите уже!
Раввин приоткрыл дверь и остался стоять возле нее.
В комнату вошел Йосл Шленкер.
В своем чистеньком новом костюме, купленном к свадьбе, он выглядел вполне цивильно, разве что чрезмерно длинный сюртук и не знакомая с бритвой курчавая борода, обрамлявшая выразительное лицо, выдавали его восточное происхождение.
— Добрый день! — Йосл вежливо поклонился обоим господам.
— Откуда вы? — приступил доктор Магнус.
— Из России.
— Так я и думал! Куда?
Йосл не понял вопроса.
— Соблаговолите ответить, — нетерпеливо подогнал его Магнус. — Время у меня не резиновое! Куда направляетесь?
— Я хочу остаться в Берлине.
— Ах, так?! Ну, конечно, остаться в Берлине! К счастью, это не так просто, как вы себе представляете, молодой человек! Вы уже побывали в общине? Что вам там сказали?
Йосл недоуменно уставился на раввина.
— Понятно. Если не хотите говорить, вот вам, и ступайте с Богом! — раввин сунул ему в руку монету, одновременно легонько подталкивая его к выходу.
— Позвольте! — высвободился Йосл с некоторым раздражением. — Извините! Мне не нужны деньги! — Он протянул монету раввину.
— Вон как? А чего же вам надо? — насмешливо спросил раввин, засовывая руки в карманы.
— Совет.
— Во-он как? Совет? Прекрасно! Итак, что я должен вам посоветовать?
Доктор Магнус шагнул к Кайзеру и с улыбкой прокомментировал:
— Эти хуже всех. Стоят и денег, и времени!
— Господин раввин! — Йосл подошел ближе и положил монету на стол. — Извините, я приехал в Берлин учиться. Я думал, господин раввин посоветует мне, с чего начать. Я здесь ни с кем не знаком и не знаю, как приступить. Может ли господин раввин мне разъяснить?
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.