Голем - [5]
Он долго стоял, оцепенев от страха. «Где мне добыть одежду для такого великана?» — думал он. Даже если бы нашёлся портной, который бы снял мерку с голема и пошил ему штаны и лапсердак, и какой-нибудь сапожник взялся бы смастерить ему сапоги, всё равно на работу уйдут недели, а то и месяцы, а великая беда угрожает пражским евреям прямо сейчас.
За сорок лет, проведённых в услужении у рабби Лейба, Тодрус твёрдо усвоил, что, получив распоряжение рабби, он должен безотлагательно приступать к его исполнению. Солнце село, на чердаке стало совсем темно. На подкашивающихся ногах, с сильно бьющимся сердцем Тодрус спустился по лестнице, выскочил на улицу, набрал полную грудь воздуха. И зашагал в сторону старой рыночной площади, надеясь сам не зная на что: а вдруг всё-таки отыщется какой-нибудь выход. Наступала ночь, уже запирались лавки. Вдруг над входом в одну лавку он увидел большущую шапку, которая оказалась бы велика на любую человеческую голову. Это была вывеска шапочника.
Тодрус зашёл в лавку, и там оказались штаны, лапсердак и башмаки — всё такого же невероятного размера. Поражённый Тодрус спросил, откуда у хозяина эти удивительные вещи. Хозяин рассказал, что сорок лет назад в Прагу приезжал бродячий цирк, он показывал представление «Давид и Голиаф». Но случилось так, что актёры перессорились между собой, спектакль не привлёк публику и всё цирковое имущество, декорации и костюмы, было распродано по дешёвке. Лавочник сказал Тодрусу:
— Мне достались эти вещи за гроши, я купил их просто как диковинку, для приманки покупателей. Но они выставлены здесь так давно, что никто уже на них не смотрит. К тому же они покрылись пылью, у меня нет ни времени, ни охоты проветривать их и чистить. А почему ты спрашиваешь? Я уже запираю лавку.
— Я куплю эти вещи, — ответил Тодрус, — если ты отдашь их за умеренную цену.
— Да на что они тебе?
— Там видно будет, — ответил Тодрус. — Ты только назови умеренную цену.
— Чудеса! — удивился лавочник. — За всю жизнь со мной ничего удивительнее не случалось. Ни одна живая душа не заглядывалась на эту рухлядь.
Он назвал Тодрусу очень низкую цену, и сделка состоялась. Тодрус был известен своей честностью, он всегда носил при себе кошелёк с деньгами общины, рабби Лейб доверял их ему.
Тодрус опасался, что встречные могут его остановить, заинтересовавшись его ношей. Но час был поздний, и никто ему не встретился. Мужчины все находились в синагоге, а женщины стряпали ужин для мужей и детишек. Никем не замеченный, Тодрус поднялся на чердак над синагогой и разложил на полу одежду, шапку и башмаки для голема. К его изумлению, голем уже сидел! На небе сиял полумесяц, и в его лучах Тодрус увидел, что голем сидит, привалясь спиной к бочонку с заплесневелыми старыми книгами, и смотрит на него, недоумённо моргая. Тодруса обуял такой ужас, что он затянул в голос: «Слушай, Израиль[22], Бог — наш Господь, Бог один!»
Вскоре он услышал шаги рабби Лейба — рабби поднимался по лестнице, держа в руке фонарь, внутри которого горела восковая свеча. Увидев лапсердак, шапку и башмаки, он сказал Тодрусу:
— Всё свершается по начертанию Провидения. Хотя человек имеет свободную волю, Провидению ведомо наперёд, какое решение человек примет.
Они одели голема в те причудливые одеяния, и рабби сказал:
— Спасибо, Тодрус. А теперь оставь меня.
— Хорошо, рабби, — отозвался Тодрус и пустился со всех ног вниз по лестнице.
Рабби Лейб долго смотрел на голема, дивясь своему созданию. В свете фонаря внутренность чердака имела странный вид. В углах со стропил свисали огромные клочья паутины. На полу валялись старые изорванные молитвенные облачения — талесы, треснувшие шофары — бараньи рога, разбитые светильники, обломки подсвечников и ханукальные[23] лампы, выцветшие листы пергамента, исписанные рукой неизвестных или забытых писцов. Из щелей и прорех в крыше сочился лунный свет, и в нём радужно переливались столбцы пыли. Здесь ощущалось дыхание минувших поколений, которые жили, служили Господу, противостояли преследованиям и соблазнам, а потом погружались в вечное безмолвие. Странная мысль мелькнула в голове у рабби Лейба: «Если бы те, кто отрицает сотворение мира Богом, увидели сейчас то, что содеял я, человек, рождённый из чрева женщины, они бы устыдились своего безверия. Но так велика сила Сатаны, что он способен затмить людям глаза и замутить их ум. Сатану тоже создал Бог, чтобы человек имел свободу выбора между добром и злом».
Так размышляя, рабби Лейб глядел на голема, а голем словно бы глядел на рабби своими глиняными глазами. Потом рабби произнёс:
— Голем, ты ещё пока не закончен, но сейчас я довершу свою работу. Знай, что ты создан на короткий срок и с определённой целью. Смотри, не пытайся сойти с назначенной тебе дороги. Ты будешь исполнять то, что я тебе велю.
С этими словами рабби Лейб дописал букву «алеф» у голема на лбу. В ту же минуту голем стал подыматься. Рабби сказал ему:
— Спустись вниз и жди меня во дворе синагоги. Я дам тебе новые указания.
— Хорошо, — ответил голем голосом, гулким, как из подземелья. И вышел на синагогальный двор, где в это время уже никого не было. В гетто люди ложились спать рано и вставали с восходом солнца. Так что после вечерних молитв все уже разошлись по домам.
