Голем - [7]

Ян Братиславский побелел как мел. Свидетели, дожидавшиеся своей очереди взойти на помост, разинули рты. Изумлённый обвинитель в отчаянии воздел руки к потолку. В публике кто-то из женщин засмеялся, а кто-то громко заплакал. Главный судья покачал головой в парике и спросил:

— Ты кто такая, девочка? Как тебя зовут?

— Я — Ганка. А это мой папа, — сквозь слёзы ответила малютка, указывая пальчиком на Яна Братиславского.

— Этот ребёнок — ваша дочь Ганка? — спросил судья.

Братиславский молчал.

— Кто таков тот великан, что принёс тебя сюда? И где ты была, Ганка, все эти дни?

— Молчи, не говори ни слова! — крикнул дочери Братиславский.

— Отвечай, где ты находилась? — настаивал судья.

— У нас дома в подвале, — пролепетала девочка.

— Кто тебя туда поместил? — спросил судья.

— Тихо! Молчи! — грозно приказал Братиславский.

— Ты должна отвечать. Таков закон, — сказал судья. — Кто посадил тебя в подвал?

Судья, конечно, был на стороне графа, но у него пропала охота участвовать в этом фарсе. В Праге жило много христиан, которые хотели знать правду. До судьи дошёл слух, что даже император раздражён этим фальшивым судебным разбирательством. Разумные люди среди христиан Европы больше не верили мерзким наветам. И рассудительный судья решил изобразить из себя честного человека.

Ганка молчала, переводя взгляд с судьи на отца. А потом всё же ответила:

— Вот эти дядя с тётей, — она указала на Стефана и Барбару, — заперли меня в подвал. Они сказали, что так велел мой папа.

— Это ложь. Она лжёт, — заспорил Братиславский. — Евреи заколдовали мою дочурку, заставили её поверить в эту чушь. Она моя единственная, обожаемая дочь. Я скорее отдам глаз, чем причиню ей зло. Я — великий Ян Братиславский, столп Богемского государства.

— Были им в прошлом, — холодно возразил главный судья. — А теперь вы проиграли в карты всё своё богатство и подписали вексель, который заведомо не можете оплатить. Вы подкупили этих двух проходимцев и поручили им запереть в подвале вашу дочь, чтобы вы получили в наследство принадлежащие ей драгоценности. За эти преступления вы будете жестоко наказаны и лишитесь права владения вашими землями и имуществом. Стефан и Барбара, — обратился судья к свидетелям обвинения, — кто велел вам запереть в подвал это беззащитное дитя? Говорите правду, или я прикажу вас выпороть.

— Граф велел, — ответили они хором.

— Он напоил нас вином и пригрозил смертью, если мы ослушаемся! — прокричала Барбара.

— Он посулил мне двадцать дукатов и бочонок водки! — воскликнул Стефан.

Напрасно судья бил по столу молотком — шум, поднявшийся в зале суда, не стихал. Мужчины кричали, некоторые размахивали кулаками. А среди женщин были такие, что попадали в обморок. Граф Братиславский поднял вверх руку и принялся было рассказывать судьям, что-де главный судья был с ним в сговоре и должен был получить долю наследства, но главный судья распорядился:

— Солдаты, приказываю вам заковать в цепи этого гнусного преступника Яна Братиславского и бросить его в темницу. — Он указал пальцем на Братиславского и прибавил: — Если этому злодею есть что ещё сказать, он сможет высказаться на эшафоте, с верёвкой на шее. А вы, евреи, свободны. Можете разойтись по домам и праздновать свою Пасху. Снимите с них цепи, солдаты. В таком справедливом суде, как наш, с таким безупречным судьёй, как я, правда всегда восторжествует.

— А кто же был тот великан? — со всех сторон раздавались вопросы.

Однако ответа никто не знал. Всё происшествие казалось сном или сказкой, какие рассказывают старые женщины за прялкой, суча льняную нить при свете свечи.

Хотя святой человек велел рабби Лейбу хранить создание голема в тайне, о големе вскоре стало известно. По городу Праге и по всей Богемии распространилась весть про великана, спасшего евреев Праги от наговора. До императора Рудольфа Второго тоже дошли слухи о пражском судилище, и он повелел рабби Лейбу явиться с великаном к нему во дворец, как только пройдут восемь пасхальных дней.

Ночью, после того как голем принёс в суд Ганку и реб Элиэзер вместе со старейшинами общины были отпущены на свободу, рабби поднялся на чердак над синагогой и увидел, что голем лежит на полу недвижно, как истукан. Рабби Лейб приблизился к нему и стёр с его лба священное имя, чтобы быть уверенным, что голем не появится на улицах в пасхальные дни и не произведёт смятения равно среди евреев и христиан. То был радостный Пейсах для евреев Праги. Поминая чудеса, происходившие с их праотцами в земле Египетской, они также перешёптывались про великое чудо, которое приключилось прямо здесь, в Праге. На Пейсах каждый еврей — царь и каждая еврейка — царица. И великим утешением было сознавать, что Бог по-прежнему со Своим народом и защищает его от нынешних фараонов[24], как защищал три тысячи с лишним лет назад.

Когда же Пейсах кончился, рабби Лейб поднялся среди ночи на чердак и снова начертал на лбу у голема священное имя, чтобы исполнить повеление императора. Теперь уж ему нечего было и пытаться скрыть существование голема от родных и от всех евреев и даже неевреев.

Жена рабби, его дети и внуки, увидев голема, шагающего за рабби Лейбом по улице, закричали от страха и убежали в дом. Лошади, запряжённые в телеги и кареты, при виде голема взвивались на дыбы и пускались вскачь. Собаки подымали отчаянный лай. Голуби взлетали в поднебесье и кружились над городскими крышами. Вороны раскаркались. Даже быки и коровы громко мычали, когда видели голема, который вышагивал по улице на своих длинных ногах, возвышаясь над всеми людьми.