Фарсалия или поэма о гражданской войне - [92]

…А ты насыщайся смертями без счета,

О Тисифона, и жуй, бледнолицая, свежие раны,

с Ромулом, «бряцающим дротом огромным» (ст. 268), с Раздором, который (ст. 271 сл.),

…Растрепав свои космы,

Тянет навстречу всевышним личину, достойную ада,

и со всяческими нагромождениями мифологических ужасов и чудес, какими заполнено это произведение, со всеми событиями, какие, в противоположность изложению Лукана, совершаются не по внутренней необходимости и не в силу естественного хода исторических событий, а лишь «по приказу Раздора» (ст. 295), — вся эта поэма — протест не против Лукана, а против бездарных его современников, мнивших себя хранителями заветов Гомера и Вергилия. Эвмолп, несомненно, один из таких невыносимых поэтов, впитавших в себя без всякого толка нахватанную александрийскую мифологическую ученость и считавших себя вправе не только учить Лукана, но и переделывать на пошлейший лад самого Вергилия, пример чего дан Петронием в главе 89.

Что же касается того, насколько Лукан является новатором в области исторического эпоса, то, за недостатком материала для сравнения его поэмы с другими, более ранними произведениями, посвященными историческим (а не легендарным, как в «Энеиде») событиям римской республики, мы не в состоянии полностью оценить «Фарсалию» в историко-литературном отношении. Известно, однако, что Лукан отнюдь не был пионером этого литературного рода. События жизни римского государства уже с древнейших времен, когда еще только начиналась латинская письменная литература, послужили темою двух крупных эпических произведений: поэт III в. до н. э., старший современник драматурга Плавта, Гней Невий (274—204 гг. до н. э.) написал большую поэму о Первой Пунической войне, а поэт следующего за ним поколения, Квинт Энний (239—169 гг. до н. э.) сочинил в восемнадцати книгах римскую историческую «Летопись», в которой, впервые введя в римскую литературу дактилический гекзаметр, изложил всю римскую историю, начиная с легендарного прошлого и кончая современными поэту событиями (опустив лишь историю первой войны Рима с Карфагеном, поскольку она уже была написана Невием). Произведение Энния излагало, как и «Пуническая война» Невия, военную историю Рима. Об эпосе Невия можно судить теперь лишь по свидетельствам о нем и по чрезвычайно скудным отрывкам; поэма Энния известна несколько лучше, но и от нее дошло всего сотен шесть стихов, большею частью разрозненных. Об исторических поэмах, более близких по времени к Лукану, мы тоже не можем судить сколько-нибудь основательно, потому что они не сохранились; но что такие поэмы существовали, это достоверно известно: на одном геркуланском папирусе был обнаружен даже небольшой отрывок, написанный во времена Августа и посвященный битве при Акции. Единственная же, кроме «Фарсалии», дошедшая до нас историческая поэма I в. н. э. — это поэма о Второй Пунической войне в семнадцати книгах, написанная Силием Италиком, о стихах которого Плиний Младший не без основания говорит, что в них видно больше старания, нежели дарования[902]. Это растянутое и до крайности риторическое произведение, написанное по материалу Тита Ливия, обнаруживает несомненную зависимость от Лукана, но лишено его поэтической силы и обильно уснащено мифологией, согласно требованиям Эвмолпа; боги в этой поэме принимают, в противоположность «Фарсалии», деятельное участие в событиях.

Таким образом, поэма Лукана о гражданской войне остается для нас первым, хорошо сохранившимся, памятником римского исторического эпоса за период от начала римской литературы до времен Домициана, когда была опубликована поэма Силия Италика.

Несмотря, однако, на невозможность установить детально преемственную связь «Фарсалии» с более ранним римским историческим эпосом, можно с полною уверенностью сказать, что молодой поэт использовал в своей поэме произведения своих предшественников. Если рассматривать его поэму в целом, то она, несомненно, продолжает лучшие традиции римской эпической и дидактической поэзии. Использование произведений предшественников (вплоть до прямых заимствований), продолжение и развитие их дела — одна из отличительных особенностей античной поэзии.

Лукан, придерживаясь во многом традиций, установленных его предшественниками, но отнюдь не слепо им подражая, делает дальнейший крупный шаг в развитии римского исторического эпоса. Он берет у своих предшественников то, что ему представляется необходимым и полезным для разработки своей, уже чисто исторической темы, решительно отказываясь при этом от того, что не подходит и мешает развитию его основной идеи, которую он излагает в начале своей поэмы (I, ст. 1—97). Отказ Лукана, в силу стремления к исторической правде, от введения богов как действующих лиц в борьбу между Цезарем и Помпеем, борьбу, со времени которой до рождения Лукана не прошло и сотни лет, показывает его сознательный отход от устаревших поэтических традиций; а с другой стороны, широкое применение риторики, сочетающейся с искреннею страстностью (близкой к страстности Лукреция), обильное введение ясно и резко выраженных сентенций, сближающих его произведение с философско-дидактическим эпосом, — все это говорит о том, что Лукан ищет новых путей для исторической поэмы, путей, которые еще только намечались у его предшественников. В ту эпоху, когда жил Лукан, в эпоху, когда было распространено слепое поклонение вычурной и безжизненной поэтической форме, когда уже переставали понимать истинную живую сущность древней римской поэзии и стремились к чисто внешнему ей подражанию, автор «Фарсалии» должен был производить на тогдашних «знатоков» по меньшей мере странное впечатление; и не только такие тупые рутинеры, каков Петрониев Эвмолп, находили произведение Лукана непоэтическим, но даже такой тонкий и умный критик, каким был Квинтилиан, ясно видевший талант Лукана, считал его поэму о гражданской войне скорее образцом для ораторов, чем для поэтов