Фарсалия или поэма о гражданской войне - [90]

Зато Катон становится истинным героем книги девятой, большая часть которой (ст. 186—949) посвящена описанию его действий в Африке и его изнурительному и страшному походу по Ливийской пустыне.

Выясняя выше взгляды Лукана на Сенат, мы уже видели (стр. 269), как Лукан оценивает устами Катона роль Помпея в римской республике: Помпей хотя и не может быть приравнен к истинным древним политически-бескорыстным республиканцам, но все же он был полезен государству своего времени. В своем могуществе он не нарушил идеи свободы. Руководя Сенатом, он не покусился на его суверенные права.

Рад был он власти вождя, но был рад эту власть и сложить он.

Отношением к Помпею объясняется и вся деятельность Катона как участника гражданской войны. Однако, если судить только по речи, произнесенной Катоном в память убитого Помпея, можно подумать, что непреклонный республиканец и страж «свободы» всецело оправдывает покойного военачальника. Но ведь τὸν τεθνηκότα μὴ κακολογεῖν — нельзя поносить мертвого, — и вот, если обратиться к тому, как относится Катон к живому Помпею, картина изменяется.

По началу книги девятой (ст. 19—30) совершенно ясно, как оценивает Лукан Катона и его отношение к гражданской войне и Помпею. Катон, — говорит Лукан, —

…пока колебалась судьба и было неясно,

Кто из гражданской войны всемирным властителем выйдет,

Хоть за Помпеем и шел, но также его ненавидел:

Родины участь влекла и ведущая воля Сената.

Но фессалийский разгром склонил его сердце к Помпею.

Родину он поддержал, лишенную ныне защиты,

Мощью опять оживил размякшие мышцы народа,

Выпавший меч возвратил руке, обессиленной страхом.

Но не за властью гонясь, он вел гражданскую распрю,

И не пред рабством дрожа: ничего для себя не искал он

В этих боях: с той поры, как умер Помпей, его целью

Только свобода была.

Таким образом становятся вполне понятны слова 128-го стиха книги первой —

Мил победитель богам, побежденный любезен Катону.

Катон считал, что гражданская война, если не суждено погибнуть обоим ее вождям — и Цезарю и Помпею, — должна завершиться установлением тираннической, царской власти над миром. Поэтому он «ненавидел» не только Цезаря, но и Помпея и шел за ним, только из патриотизма подчиняясь воле Сената, остававшегося, хотя бы формально, верховным римским учреждением[893].

В той же девятой книге имеется еще очень интересное «завещание» Помпея, которое передает его сыну Сексту вдова Помпея Корнелия (ст. 87—97):

«Ежели час роковой, сыновья, обречет меня смерти,

Вы продолжайте войну гражданскую, чтобы вовеки,

Коль еще жив на земле потомок нашего рода,

Цезарям царства не дать. Могучие крепкой свободой

Вы города и царей поднимайте именем нашим:

Эту обязанность вам и оружие я оставляю.

Каждый Помпей найдет себе флот, если пустится в море.

В мире ведь племени нет, которое в бой не пошло бы

Вслед за потомком моим: храните же дух непокорный,

Помните отчую власть. Одного только слушаться можно,

Если он будет стоять за свободу, — только Катона».

Таким образом Помпей завещает своим сыновьям и всему своему роду: 1) продолжать гражданскую войну, чтобы не могли воцариться Цезари; 2) поднимать на эту войну и свободные города, и даже царей — именем Помпея, — памятуя о законности его власти; 3) подчиняться в борьбе за свободу одному только Катону.

Такая программа действий в одно и то же время и мстительно-безрассудна и отвлеченна; в ней, кроме того, явно просвечивают сквозь внешние государственные интересы (защита Сената и «свободы») личные интересы Помпея. Надо во что бы то ни стало бороться с Цезарями; для этого пригодны всякие средства, лишь бы не допустить Рим до монархии, — даже союз с восточными деспотами! Не так думал Катон — хранитель древних республиканских заветов, опасавшийся (II, ст. 293 сл.), что

…к римским знаменам пристанут

Дальнего моря цари, под звездою рожденные чуждой.

Катон не мог принять такой программы действий: для него династическая власть Помпея и его потомков, хотя бы и прикрытая формальными полномочиями от Сената, и нелепа и отвратительна.

Помпей становится для Катона героем только после своей смерти, когда Помпей окружается ореолом трагической славы как противник тираннии; но до этого он — только наиболее приемлемое орудие для борьбы с врагом Сената и свободы — Цезарем. После смерти Помпея борьба эта теряет свою двусмысленность: никто уже не заподозрит Катона, что он борется в интересах одного из соперников, и Цезарь, говоря словами Брута (II, ст. 273 сл.), уже не станет ликовать при мысли о том, что такой гражданин, каков Катон, принимает участие в междоусобной войне. Помпей погиб, а Катон не сдается на милость победителя и, наоборот, с удвоенною силой начинает новую борьбу с Цезарем, борьбу, в которой он — представитель Сената, защитник свободы, не руководимый никакими своекорыстными побуждениями.

Катон в представлении Лукана — идеальный вождь, деятельный и готовый на любое самопожертвование. В походе по страшной, полной всяких ужасов Африке он переносит все бедствия наравне с простыми воинами, он ободряет войско не только вдохновенными патриотическими речами, но и личным примером выносливости и твердости духа. Для него нет и не может быть никаких компромиссов. И образ Катона у Лукана все время остается не отвлеченным, а живым образом: это во всем — человек, человек идеальных стремлений, но никогда не отрывающийся от действительной жизни и деятельности.