Фарсалия или поэма о гражданской войне - [93]
Отзыв Квинтилиана, при всей его краткости, дает, может быть, лучшую из всех характеристик Лукана. В авторе «Фарсалии», своем современнике[904], Квинтилиан видит талантливого человека, одаренного и пылкою искренностью и умом, но вместе с тем считает, что мастерство Лукана скорее подходит для оратора, чем для поэта. И, как это ни странно может показаться на первый взгляд, этот отзыв не находится в противоречии с приведенным выше двустишием Марциала. Называя Лукана поэтом, Марциал совсем не имеет в виду существа его творчества, а только указывает на успех «Фарсалии» у читателей: пусть считают, что я не поэт, — говорит в этой надписи на книге Лукан, — но мои стихи продаются нарасхват. Вот истинный смысл слов Марциала. Поэма Лукана имела исключительный успех в кругах римской образованной публики.
IV
Излагая в своей поэме события гражданской войны, Лукан соблюдает ту хронологическую их последовательность, какую мы находим и в записках Юлия Цезаря о гражданской войне и в других исторических сочинениях, дошедших до нас от древности. Основным историческим источником для Лукана было, по всей вероятности, сочинение Тита Ливия, написанное во времена Августа. «Римская история» Тита Ливия охватывала огромный период: от древнейших времен до 9 г. до н. э. Из 142 книг этого труда до нас дошли только 35, причем книги, посвященные гражданской войне, не сохранились, а известны нам лишь по краткому изложению их содержания, сделанному еще в древности неизвестным автором, составившим такие изложения также и других книг Ливия.
Содержание поэмы Лукана о гражданской войне в общем соответствует содержанию книг 109—112 «Истории» Тита Ливия. Но Лукан оставил нам свою поэму незаконченной: она обрывается на изложении действий Юлия Цезаря в Александрии, т. е. приблизительно на тех же событиях, какие изложены Цезарем в третьей, и последней, книге его «Записок о гражданской войне».
Однако документальное и подробное изложение последовательных событий гражданской войны не входит в задачу Лукана. Исторические факты служат ему лишь основным фоном, на котором Лукан, как истинный художник, изображает и полные жизни картины (ср. картину паники в Риме в кн. I, изображение леса у Массилии в кн. III, переправу Цезаря в лодке в кн. V, описание похода Катона в кн. IX, пир Клеопатры и Цезаря в кн. X, и др.), и образы действующих лиц (ср. все характеристики Цезаря и Помпея, Катона и Брута в кн. II, Сцевы в кн. VI, лодочника Амикла в кн. V, и др.). Лукан постоянно пользуется случаем, чтобы дать свою оценку историческим событиям и ввести в изложение свои собственные, порой довольно отвлеченные рассуждения, использует всякий удобный случай, чтобы ввести в свой рассказ речи; дает волю своей учености и рассуждает на естественно-исторические, астрономические и другие научные темы (ср. описание африканских змей в кн. IX, астрономические указания в кн. III и других, рассуждения жреца Ахорея о Ниле в кн. X, и т. д.); вводит в поэму ряд мифов и т. п.
Лукан горячо отстаивает право поэта не придерживаться только «истины» и определенно заявляет об этом, когда говорит о мифическом саде Гесперид (IX, ст. 357—367), восклицая (ст. 359):
И вместе с тем Лукан совершенно порывает с обветшалым приемом введения в исторический эпос богов как действующих лиц, которые не только руководят действиями людей, а и сами действуют, подобно гомеровским небожителям[905]. То, что было естественно и обычно для поэтов за несколько веков до Лукана, в его времена, разумеется, стало нелепостью, хотя и поддерживалось косною традицией.
Исторические события гражданской войны излагаются в поэме Лукана далеко не равномерно. Подробно останавливаясь на тех из них, которые дают материал для развития идей, заложенных в «Фарсалии», и картин, возникающих в его творческом воображении, Лукан лишь вскользь останавливается на тех фактах, какие для него несущественны. Так, например, подробно описывая действия под Массилией (кн. III) или поход Катона, которому посвящена почти вся книга IX, Лукан чрезвычайно кратко передает события, начиная от переправы Цезаря с войском в Эпир и до действий обоих противников у Диррахия (кн. V). Но от исторической поэмы, разумеется, нельзя требовать того, что требуется от историка. Зато психологические подробности — переживания действующих лиц, их страхи, надежды и т. п. — изображаются подробно, живо и во многих случаях очень глубоко и тонко.
Особенно интересуют Лукана те события гражданской войны, какие могут дать ему возможность драматизировать изложение и ввести в него живую человеческую речь. О чем бы ни повествовал Лукан, он всюду, где только возможно, заставляет своих действующих лиц говорить. Само собою разумеется, что ни речи главных участников войны, ни тем более таких второстепенных фигур, как Сцева, Ахорей, Брут, Амикл и жители острова Лесбоса, не могут претендовать на подлинность. Но ведь и античные историки, не только подобные Титу Ливию, но и такие, как Фукидид, старавшийся быть как можно более точным и критически подходивший к своим источникам
