Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - [110]

. Открыто или тайно крепостные Оболенских были, несомненно, столь же массово привержены старой вере в 1826 г., как и в 1861 г., когда только 9 из 261 прихожанина старше шести лет исповедались в своих грехах. Тем не менее к 1861 г. с неприятием брака было практически покончено: по данным на этот год, в группе 25–54-летних в имении Оболенских было 63 мужчины (один холостой) и 68 женщин (включая получивших вольную), из которых (5,9 %) только четыре никогда не были замужем. Одной было ровно 25, возраст остальных был записан как 47, 48 и 54 года. Только 25-летняя была внесена также в ревизскую сказку 1850 г.[656] Остальные, скорее всего, в конце 1820-х и начале 1830-х получившие вольную, являли собой остаточное явление предыдущих времен — до того как Оболенские преодолели сопротивление замужеству. Подавив уклонение от брака среди своих стексовских крепостных, они привели количество мужчин и женщин имения в равновесие. Это веское, хотя косвенное доказательство того, что демографический перекос в имении Голицына был следствием не рекрутской повинности, а неприятия брака.

Оболенские, по всей очевидности, преодолели сопротивление своих крепостных женщин замужеству двумя способами. Начиная с 1830-х гг., как свидетельствует исповедная ведомость 1861 г., они перестали продавать вольные грамоты девицам, которые не имели намерения выходить замуж: все оболенские крестьянки из исповедных ведомостей 1861 г., кроме трех крестьянок старшего поколения, нашлись и в ревизской сказке 1850 г. Однако в приписке к сказке 1850 г. отмечается, что незамужняя девица Авдотья Ивановна получила вольную в 1856 г., когда ее отцу было 36 лет. Она была, вероятно, в брачном возрасте и, поскольку являлась единственным освобожденным членом в своей семье и, по данным на 1861 г., уже не проживала в приходе, вольную ей, скорее всего, выдали, чтобы она могла выйти замуж за пределами имения[657]. Лишение отцов возможности выкупать дочерей из крепостной зависимости постепенно сократило в имении количество незамужних вольных женщин и, таким образом, привлекательность их примера. Молодые женщины, желавшие избежать замужества, утратили, судя по всему, уверенность, что им это удастся. Но поначалу, во всяком случае, Оболенские наверняка прибегали к принуждению, противостоять которому было почти невозможно.

Конечно, Сергей Голицын тоже был твердо намерен заставить своих стексовок выходить замуж: он посылал требование за требованием к управляющим добиваться этого. И все-таки, какова бы ни была степень морального насилия, живя далеко от имения, в Москве, он не мог заставить своих управляющих довести дело до конца. К тому же он часто менял управляющих, в 1830-х и 1840-х примерно каждые два года; минимум половина срока, по-видимому, уходила у каждого из них на то, чтобы узнать, кто есть кто. Управляющие, в свою очередь, полагались на содействие бурмистров и сотских из крепостного люда, которые, вероятно, почти поголовно были староверами (потому как таковыми были, считай, все крепостные имения). Чтобы довести дело до конца, Голицыну нужно было жить в имении, а не в далекой Москве. Оболенские же какое-то время жили в своей части Стексово: княгиня Александра Андреевна Оболенская, 47 лет, вместе с двумя дворовыми записана в стексовской исповедной ведомости 1861 г.[658] Были, кажется, также Оболенские, проживавшие в 150 километрах, в Нижнем Новгороде[659]. Если Оболенские действительно жили в имении или хотя бы иногда наезжали туда в 1830-х и 1840-х гг., вотчинные управляющие, надо полагать, приводили их приказы в исполнение с безжалостным усердием. Какими бы средствами они ни пользовались, Оболенские сломили сопротивление браку, в то время как Голицыну в лучшем случае удалось его только обуздать.

Демографический баланс среди крепостных Оболенских в 1850 и 1861 гг. показывает также, что рекрутчина необязательно приводила к дефициту взрослых мужчин. С 1834 по 1850 г. в армию забрали десять крепостных Оболенских (5,5 % всех мужчин, переписанных ревизией 1834 г., в отличие от 3,7 % в голицынской части села и 4,6 % по всему имению Голицына, 1834–1846). Двое из рекрутов Оболенских, 28 и 31 года в момент ухода на службу, были женаты: у них дома остались дети. Ревизская сказка не дает прямых сведений о брачном состоянии остальных. Мы знаем, однако, их возраст при заборе: 16, 18, 21, 24, 26, 26, 27, 31. Пятеро, которым было 24 года или больше в момент ухода в армию, почти наверняка были женаты. 16-летний был слишком молод для брака. Последствия для дворов рекрутов — некоторые были полностью уничтожены — дают основания полагать, что управляющие имением Оболенских пользовались рекрутской повинностью, чтобы отправлять в солдаты смутьянов (конечно же, включая несговорчивых старообрядцев), невзирая на вред, наносимый их дворам, и также, очевидно, грубо попирая закон: 16 и 18 лет были ниже установленного законом призывного возраста[660].

В общем, отправка в армию, кажется, происходила одним и тем же манером в обоих имениях: в 1830–1840-х гг. большинство мужчин уходили в солдаты в возрасте, в котором почти все мужчины из этих имений были уже женаты, и, очевидно, управляющие обоих имений использовали рекрутскую повинность в целях избавиться от нежелательных лиц, независимо от брачного состояния и ущерба, наносимого дворам. Если бы голицынским крепостным женщинам не было присуще изрядное отвращение к замужеству, демографический баланс между мужчинами и женщинами 25 лет и старше в 1845 г. (и 1850, и 1861) должен был быть так же близок к абсолюту, как это было среди крепостных Оболенских в 1850 г.