Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - [112]

С того времени, как спасовское учение из лесных скитов расползлось по деревням, женщины начали подталкивать согласие к сопротивлению браку. Во всяком случае, такое впечатление создают обрывки сведений о ранней истории учения. Это согласие с самого своего основания было враждебно настроено против брака, но в этом отношении спасовцы мало отличались от других беспоповских согласий. Справедливо отметить, что работники-спасовцы из керженских лесов, в 1720-х гг. приобщившие к своему согласию дворцовых крестьян Домодедово, к югу от Москвы, принесли с собой исходное противобрачное учение и что по крайней мере один из обращенных ими домодедовцев, Яков Родионов, вследствие того отделился от своей жены и отослал дочерей жить в безбрачии в керженских скитах. Но в мирских сельских общинах, которые я изучал подробно, первыми ласточками безбрачия в начале XVIII в. были женщины, чьему примеру приблизительно одно поколение спустя (и только на период одного поколения) последовали некоторые мужчины, между тем как все больше и больше женщин посвящали себя целибатному образу жизни, несмотря даже на то, что в какой-то момент в XVIII в. руководители согласия дали обратный ход и признали брак, совершаемый (еретическими) православными священниками. Эти руководители, кто бы они ни были, возможно, рекомендовали, но, безусловно, не приказывали женщинам не выходить замуж. Женщины согласия взяли на себя инициативу, приняв целибат и позже сделав его консенсуальным, хотя и не непреложным правилом согласия. Некоторые женщины из других старообрядческих согласий тоже выбирали целибат, но, очевидно, за редкими исключениями только среди спасовок этот выбор приобрел такой масштаб в местах, не являвшихся религиозными центрами, в миру. Сопротивление браку, таким образом, оказалось религиозно мотивированным общественным движением — делом рук спасовских женщин. Все описанные мной социальные и экономические последствия были результатом начала, положенного крестьянками. Некоторые последствия были, конечно же, непреднамеренными и непредвиденными, но ведь история — это нескончаемое разматывание непредусмотренных последствий людских деяний.

Я хочу подчеркнуть крестьянскую составляющую этой истории не меньше, чем женскую. Хотя историки, и этнографы не в России давно уже распростились с мнением, что русские крестьяне жили в замкнутом мире под властью исконных традиций, мы обычно видим крестьянскую инициативу в свержении или борьбе против гнета того или иного типа либо в практической сметке, как, например, когда крестьяне (скажем, в Баках и Стексово) увидели возможности зарабатывать за пределами своей деревни. Мы понимаем, что крестьяне не были пассивны. Между тем мы обычно рассматриваем крестьянскую инициативу как ответную реакцию, и небезосновательно: крестьяне, будь то крепостные или нет, были народом подневольным, если не угнетаемым. На какой бы социальной, экономической или политической арене они ни выступали, правила устанавливались сторонними, власть имущими лицами. Возможно, это не было, как нам часто представляется, такой уж стройной закономерностью, но именно так крестьяне понимали или говорили, что понимали, свое место в мире.

Начало уклонению от брака было положено крестьянками-спасовками, но вряд ли они могли бы это делать, по крайней мере в массовом порядке, если бы спасовские мужчины были решительно против. В крепостных имениях потворство мужчин — отцов, бурмистров — было необходимо, чтобы оградить от замужества не расположенных к нему женщин или заплатить сотни рублей, чтобы вызволить их из крепостной кабалы. В дворцовых деревнях, таких как Случково, мужчины, хозяева дворов, должны были быть готовы держать на своем иждивении в некоторых случаях многочисленных взрослых одиноких женщин, а также принимать к себе и содержать престарелых женщин — как родственниц, так и тех, которые, судя по демографическим источникам, не имели, по-видимому, с ними родственных связей. Мужчины играли важнейшую вспомогательную роль в решимости женщин избегать замужества. Так что я отношу женское сопротивление браку на счет спасовской общины в целом. Принадлежа к крестьянскому сословию, женщины взяли на себя инициативу и получили поддержку своих мужчин. Они действовали не против угнетения, не ради использования выгодной возможности, а во имя того, что было для них делом духовной веры, отвергая при этом исторически сложившиеся крестьянские брачные обычаи. Их действия непосредственно нарушали интересы соседей, не имевших намерения отказываться от универсального брака.

Женщины-спасовки, которые сделали отказ от брака правилом своей общины, одновременно открыли дверь свободе выбора. Если большинство выбрало безбрачие, некоторые — даже в куплинском приходе, где женское отвращение к замужеству на какое-то время стало для спасовцев аксиомой, — делали противоположный выбор. В Баках и Стексово — я предполагаю, но не могу доказать — многие спасовки выходили замуж. Нарушая общинное правило, они «по умолчанию» присвоили себе право выбирать мужей. В Баках и, несомненно, во многих других деревнях с высоким уровнем женского сопротивления браку женщины выходили замуж убегом с молчаливого согласия родителей или без него. Брак убегом передавал выбор суженых в руки юноши и девушки; у девушки, по крайней мере, было право вето. Между тем свадьбы убегом практиковались не только у спасовцев: многие другие старообрядцы, для которых брак был грехом — за что родители, хоть и признавая это делом естественным, не готовы были брать на себя ответственность, — прибегали к этой уловке. В этом отношении образ действия спасовок, выходивших-таки замуж, совпадал с повадками крестьян-старообрядцев некоторых других толков, а также православных.