Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - [113]
Я оставил висеть в воздухе очевидную демографическую головоломку: откуда брались жены, когда — как в приходе с. Купля, в баковской округе и, вероятно, в Стексово — не одной, а многим деревням в округе, более того, целому уезду приходилось справляться с повышенным уровнем женского сопротивления браку? Ревизские сказки 1763, 1782 и 1795 гг., когда таковые имеются, предоставляют первичный материал для разгадки. Но разгадка, безусловно, будет более масштабной, чем то, что можно извлечь из сказок даже такой солидной группы селений, объединенной брачными связями, и я не сделал даже такой попытки. Что касается куплинского прихода, мощная вспышка сопротивления браку в период между 1763 и 1795 гг. потребовала расширения диапазона поиска невест. Естественно: по мере того как растущее число женщин во все большем и большем количестве деревень вокруг Купли стремилось избежать замужества, дефицит невест разрастался и мог компенсироваться только за счет поиска сговорчивых невест все дальше и дальше от дома. Эта брачная экспансия представляется мне и дробной, и концентрической: когда большинство женщин, родившихся в Случково и Алёшково, отказались выходить замуж, невест пришлось брать из более отдаленных селений, где молодые мужчины, в свою очередь, вынуждены были раздвигать границы поиска, пока растущее и перехлестывающееся поисковое поле не достигло мест, где большинство женщин готовы были вступить в брак. Но общий дефицит невест, скажем, во всех 24 удельных деревнях Гороховецкого уезда — в совокупности в 1834 г., возможно, около 400 невест — должен был просто экспортироваться, если 400 невест были забраны из прилегающих уездов, в которых мужчины и женщины уже поголовно брачились. Мне представляется также, что этот дефицит рассеивался по очень большой территории, где на внешних ее границах он становился в итоге неощутим.
Это всего лишь гипотеза, чрезмерно, скорее всего, упрощенная, которая может не выдержать встречи с фактическим материалом, если его сохранилось достаточно для такой проверки. В Гороховецком уезде женское сопротивление браку пустило корни во всех категориях крестьянства и распространилось необычайно широко. Нет никаких оснований предполагать, что сохранилось достаточно ревизских сказок или исповедных ведомостей, чтобы позволить даже самому старательному историку отследить до окончательного затихания центробежную рябь или, лучше, по-видимому, сказать, ударные волны, вызванные большими концентрациями женщин, отказавшихся от замужества. Мы можем только с уверенностью сказать, что во всей полосе Гороховецкого уезда к югу от р. Клязьмы, окруженной с севера и юга незаселенными землями, откуда нельзя было взять невест, к 1800 г. или ранее поиск невест должен был распространиться на далекие расстояния на прилегающих территориях с востока и запада. Даже если все женщины в этих местностях желали выйти замуж (маловероятное предположение), неудовлетворенный спрос на невест, выплескиваясь наружу из клина к югу от р. Клязьмы, должен был и там, дальше, дестабилизировать брачные рынки. По топографии клина к югу от р. Клязьмы можно, во всяком случае, легко себе представить линии напряжения. В баковской округе, где крепостные и дворцовые (позже удельные) крестьяне, похоже, заключали между собой браки без особых препятствий, но где поиск невест для жителей деревень, прятавшихся в лесу, вдали от восточного берега р. Ветлуги, уже был осложнен расстоянием, топографией и низкой плотностью населения, местный дефицит невест имел, вероятно, не менее далекоидущие последствия. Поскольку большинство крестьян вокруг Стексово жили в крепостных имениях и мы почти ничего не знаем о тех препонах, которые могли ставиться местными владельцами крепостных душ для перемещения женщин через границы имений, мы не можем даже строить догадок об общем эффекте дефицита невест в этом регионе.
Тщательное изучение женского сопротивления браку в районе прихода с. Купля, в Баках и Стексово не может показать нам, как восполнялся местный дефицит невест, но заставляет нас обратить внимание на более общие последствия избегания замужества значительным количеством женщин. Нам удается хотя бы краешком глаза увидеть крестьянское общество, вынужденное справляться с отказом женщин от замужества, масштабы которого грозили подорвать саму его структуру — в деревнях, которые держались традиции универсального брака ничуть не меньше, чем деревни с большим количеством избегавших брака женщин. Совсем неудивительно, что отказ крестьянок выходить замуж вызывал в этом обществе напряженность: крестьяне, утверждавшие, что женщины, не желавшие выходить замуж, ставят под угрозу брачные перспективы их сыновей и, следовательно, благополучие родительских дворов, были правы. В имеющихся источниках находятся красноречивые свидетельства таких трений между крестьянами, в частности в имениях Орловых, которые рассматриваются в 2 главе. Принимая в расчет факторы риска, напряженность должна была быть весьма высока во всех уездах, где не хватало невест. Крепостные мужики могли пожаловаться своим владельцам, которым иногда удавалось заставить женщин выйти замуж.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.