Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [25]

Мной двигало простое любопытство. Если бы я знал, чем все закончится, то, наверное, я так бы не поступил. Но желание улучшить то, что создала сама природа, превратить ее ошибку в свой триумф захватило меня и заставило немедленно действовать. Через Tor на сайте Silk Road я купил несколько порций мощного психотропного препарата и буквально на следующий день получил его с курьером. Вещество изменит сознание Ольки и перекодирует ее мозг, настроив на частоты информационного поля Земли. Для бесконтактного проникновения в мозг мне также понадобилась нейроаппаратура, которую я втихую позаимствовал из лаборатории Хомякова для регистрации и калибровки интенсивности мозговой деятельности.

Я руководствовался простой идеей: мы все, в принципе, не можем видеть реальность, наш мозг реконструирует изображение, которое, как он предполагает, находится снаружи. Импульсы проходят в мозг, и на их основе заново воссоздается реальность, то есть пространство обитания информационного червя. Ментальный паразит Ольки обитал в крайне бедной среде, так как ее рецепторы восприятия недостаточно развиты, чтобы предоставлять ему пищу для активности. Нужно изменить ее психореальность. Манипуляции с подсознанием Ольки легко сделали ее развитой духовно, активной личностью, чутко реагирующей на изменения окружающей среды. Вся операция заняла у меня около восемнадцати часов, плюс повторная калибровка мозга через два дня.

В результате накануне две тысячи девятого года я получил вместо полупридурковатой, но любящей и преданной мне самочки некрасивую умную женщину, которая требовала от меня денег – не просто денег, а больших денег – за то, что я все это время пользовался ее телом без ее ведома. Все усугублялось тем, что прежняя Олька сделала от меня три аборта: я лично каждый раз возил ее к доктору. Она совершенно равнодушно относилась к выскребанию последствий моей любви. Теперь же Олька предъявляла мне это как наглядное доказательство того, что я ее использовал, не считаясь с ее мнением о будущем ее нерожденных детей.

Сама постановка вопроса меня возмущала: я не собирался заводить потомство от такого ничтожества, как она; я подобрал ее на улице, пустил к себе домой и содержал; я, в конце концов, сделал ее полноценной личностью; и где благодарность за все, что я сделал?

Признаюсь, я раньше не знал про миф о Галатее и Пигмалионе, но если бы даже и знал, то вряд ли узнал бы себя в Пигмалионе: в отличие от него, влюбленного в свое творение, я испытывал лишь искреннее отвращение к тому, что у меня получилось. А получилась какая-то пародия на женщину. Во всяком случае, любить ее я не собирался, а если начистоту, то я никого и не хотел любить: так уж меня папа воспитал. Любви нет, а есть расчет.

Я честно попытался договориться с Олькой. Предложил не менять наши отношения: она живет у меня и скрашивает мой досуг, а я позволяю ей ухаживать за мной. Но в ответ получил ледяное молчание. Оказывается, молчать можно по-разному. Раньше Олька лузгала семечки и беззвучно пялилась в окно, а я чувствовал ее беззаветную преданность, она благодарно – вот точное слово – молчала именно потому, что для выражения благодарности не находила слов. Теперь она молчала зло, не желая говорить, демонстрируя презрение; она, видите ли, слов не находила для такого, как я. Не правда ли, смешно? Я наделил ее интеллектом – и она тут же укусила руку, облагодетельствовавшую ее.

Я попробовал объясниться с Олькой честно, словно мы только что родились. Обычно мы живем в пространстве словесного поноса, где все слова уже прожеваны кем-то и переварены, когда ничто из сказанного не усваивается и все отторгается, все одинаково дурно. Объяснился максимально искренне. Олька приняла вызов и легко доказала, какое я ничтожество по сравнению с нею: она любила меня преданно, как собака, абсолютно доверив мне себя, свое тело – как единственно ценное, чем обладала; я пользовался ею и даже не замечал ее. Но ведь до преображения ее в личность она была другой, ее теперешней просто не существовало.

В итоге мы договорились, что я больше не прикасаюсь к Ольке, а она поступает на мое содержание как деловой партнер (поразительно, как легко испортить отношения, привнеся в них борьбу самолюбий), и теперь, вопреки первоначальным планам, у меня с Олькой возникли отношения с обязательствами. Если честно, я нуждался в ней, чтобы использовать моего домашнего Протея, с которым Олька сдружилась, попробовать манипулировать информационными потоками в dark web’e, то есть с помощью него стать фактически царем этой самодельной преисподней.

Генкина мы использовали как трояна для проникновения в Протея втемную. Программа не должна была догадаться, что задачи, которые она решает, привнесены в нее извне. Что до Ольки, я решил использовать ее в открытую, как некий дружеский интерфейс, которому наш информационный червь не откажет. Удивительно, но странная взаимосвязь, которая установилась у Ольки (еще на стадии обезличенного существования) с программой, не пропала. Программа продолжала работать на моем ноутбуке и адекватно воспринимать команды олькиного мозга, который я интегрировал с ней с помощью хомяковской аппаратуры, Протей не пробовал дистанцироваться и сбежать в Сеть. В шутку я прозвал Ольку Персефоной, а нашего домашнего Протея – Аидом, чтобы отличать его от программы-близнеца на компьютере Хомякова.