Добрый злой человек - [2]
— Иди сюда, иди не бойся, — Рита взяла щенка на руки, и, обернув его шарфом, крепко прижала к груди, — Смотри, какой он хороший.
«Главное в глаза не смотреть, делай всё что угодно, только не смотри ему в глаза», — зная о своей мягкотелости, Сэм, как мог, пытался противостоять натиску Риты.
Большие карие глаза щенка как магнитом притягивали взгляд Сэма. Не в состоянии больше сопротивляться этой непреодолимой силе, Сэм взглянул на промёрзшего до костей бедолагу.
«Неужели я могу позволить ему здесь просто так умереть? Как? Как можно пройти мимо? Как я буду потом ходить по этой улице, зная, что когда-то отвернувшись, оставил здесь умирать маленькое беззащитное существо? Как потом смотреть в глаза маленькой Рите и рассказывать о том, что такое хорошо, а что такое плохо?»
— Рита, только давай договоримся, как только он встанет на ноги, мы отдадим его в приют для животных.
— Сэм! Я знала, я знала, что ты не оставишь его! — Наклонив голову, Рита прислонилась щекой к пушистому дрожащему носу.
«Благими намерениями выстелена дорога в ад, это точно».
Сэм достал из пачки сигарету и, прикурив, уселся на самом краю пропасти.
«Да и кто может отличить добро от зла, и вообще, что такое это добро? Добро только тогда можно назвать добром, когда оно уравновешивается злом, иначе само добро принимает такие чудовищные размеры, что само автоматически становится этим самым злом.
Отдать щенка в приют мне не хватило духу, и он прижился, справедливо полагая, что мы в ответе за тех, кого приручили. Ответ, правда, по большей части, приходилось держать мне, потому что Рита в своих суждениях не сильно отличалась от щенка и точно так же, при каждом удобном случае давала мне понять, что о ней самой ещё надо заботиться, оберегая от всех невзгод и лишений.
Чем больше подрастал Микс, (так мы назвали найдёныша, потому что кто-то из его родителей явно был породистым пинчером), тем сильнее я к нему привязывался, а он со своей стороны доставлял всё больше и больше хлопот.
М-да… Потрепал он мне нервов — будь здоров. Не смотря на свою забавную внешность и весёлый, шальной нрав, в такие минуты я называл его, про себя, не иначе как кровопийца.
Испытывая моё терпение своими мелкими пакостями и глупыми выходками, каждый раз предчувствуя, что заслужил хорошей взбучки, он ложился на спину задирая лапки кверху и, изображая из себя беззащитную жертву обстоятельств, жалобно заглядывал мне в глаза спрашивая — „Ты же не отдашь меня в приют? Иначе, зачем вообще нужно было меня спасать?“
Так, не смотря ни на что, Микс занял уверенные позиции в нашей жизни, хотя и продолжал бессовестно эксплуатировать меня в качестве уборщицы, няньки-кормилицы, а то и просто тренажера, на котором удобно выплёскивать всю свою необузданную щенячью энергию, претендуя на всё моё, оставшееся после Риты, свободное время.
Как бы там не было, но вся эта благородная история с появлением Микса в нашем доме не прошла для меня бесследно, и я начал замечать, что понемногу превращаюсь в старого, ворчливого и вечно чем-то недовольного старика, что само по себе раздражало меня ещё больше».
— Сэм, где ты ходишь? Я уже думал, ты не придёшь, — Боб стоял на мосту, опираясь спиной на край парапета.
— Привет, как дела? Рассказывай, что у тебя случилось?
— Сэм, тут такое дело, я крупно повздорил с людьми Рыжего, понимаешь, о чём я?
— Нет, не понимаю.
— Ну, в общем, завтра мне надо передать Джульетте пакет с побрякушками, а мне туда дорога заказана. Выручай Сэм. Всего делов то на пару часов.
— Что за побрякушки?
— Да, так, ерунда, насобирала всякой дешевки по мелочам, а теперь у неё там что-то не заладилось, вот просит передать. Да ты не волнуйся, им цена три рубля в базарный день но, сам понимаешь — дело принципа, просит вернуть, значит надо вернуть. Ну что, поможешь?
— Боб, а она сама не может за ними приехать?
— Сэм, Сэм, ну пожалуйста. Вот только Джульетту не надо трогать. Её здесь ещё не хватало. Она там понемногу устроилась, потихоньку приводит в порядок свои дела, и вдруг — на тебе. Нет, не нужно ей сюда приезжать, честно тебе говорю.
Сэм, я тебя не уговариваю, не можешь помочь, так и скажи — «Не могу, не хочу, мне некогда», тогда я сам поеду, только если со мной что-то случиться, не говори, что я тебя не предупреждал. Ну, нельзя мне туда, пойми.
— Ладно, не ной, давай свой пакет. Когда она тебя будет ждать?
— Завтра, часов в пять-шесть, как получится, — Боб достал из-за пазухи небольшой свёрток, замотанный в пластиковый пакет, — Вот держи, я там его опечатал ну, чтоб она не нервничала, так что не волнуйся, к тебе никаких претензий не будет…
«Так. Вот оно, — Ладно, не ной».
Сэм посмотрел на обжигающий пальцы окурок и щелбаном запустил его в пропасть, размышляя о том, мог ли добрейший и миролюбивый человек однажды превратиться в безжалостного, хладнокровного убийцу.
«Что означает это слово — ладно?
Ладно — хорошо. Жить в ладу, — жить в мире. Мирно. Вот оно! Мирно… Сохранить мир. „Плохой мир лучше хорошей войны“. Плохой мир… Хорошая война… Две крайности. Интересно, кто и зачем это придумал? Война это плохо, тут ни у кого никаких сомнений не возникает. А вот плохой мир? Мир не может быть плохим. Или он есть, или его нет. Получается немножко не до мир, какой-то.
Иногда весь окружающий мир становится настолько чужим, далеким и абсурдным, что его, до сих пор понятная и устойчивая картина, начинает рушиться буквально на глазах. Наступает момент, когда человек оставшись наедине с самим собой, начинает задавать себе вопросы, и пытается найти на них ответы. Когда его единственными спутниками остаются вера, надежда и любовь.
«Долина Сеннаара — долина в которой некогда располагался один из величайших городов в истории человечества — Вавилон. Английский, немецкий, китайский, — мы давно позабыли о языковом барьере, однако даже разговаривая на одном языке все чаще люди сталкиваются с непониманием. „Долина Сеннаара“, это художественный взгляд на события, происходившие много тысяч назад. Главный герой произведения становится непосредственным участником событий, которые, возможно, стали судьбоносными для каждого из нас, и человечества в целом».
Подходя к зеркалу, мы каждый день видим в нём своё отражение. К сожалению, а может, кто знает, наоборот к счастью, главный герой рассказа — Ву лишен такой возможности. С возрастом, в суете сует, мы перестаем задавать себе многие вопросы, принятые на веру ещё в детстве, — кто мы на самом деле?
«Топь» — небольшой рассказ, основанный на вымышленных, но, тем не менее продолжающих происходить по сегодняшний день событиях невыдуманных персонажей, лучшей аннотацией к которому может послужить фраза одного из героев рассказа: «Папа говорит, главное, чтоб сила духа была…».
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.