Дети Розы - [21]

— На кой черт ты все это бережешь? — как-то раз сорвалась Лялька.

— На особые случаи.

— Что это за особые случаи? Свадьба сына? — Лялька не скрывала ехидства.

Они зашли в кофейню. В многоарочном помещении с оранжевыми стенами пахло гамбургерами и луком.

— Поешь что-нибудь? — спросила Лялька. Ее уже мутило.

— Только кофе.

На миг Лялька почувствовала, что голова ее абсолютно пуста. Казалось, им не о чем говорить. В отчаянии она ухватилась за предполагаемую поездку в Польшу.

Клара уставилась на сестру с недоумением.

— Ничего не понимаю, — сказала она. — Зачем? Ты же можешь ехать куда угодно. На Багамы. Да в любое место.

— На кой черт мне сдались Багамы? — вскинулась Лялька.

— Знаешь, а я бы не смогла, — сказала Клара. В тепле щеки ее порозовели. — После всего того кошмара, разве это можно выдержать? Ведь в Кельце даже после войны была резня[35], мне Перетц говорил.

— Мне лекции Перетца ни к чему. Да и тебе тоже.

— Перетц не дурак.

— Ты позволяешь ему себя учить. Где твоя гордость?

Клара засмеялась — негромко, застенчиво.

— Вот то же говорит и мой сын. Эдвард. Все время твердит, что я должна уметь постоять за себя.

— А ты готова и Эдварда ублажать. Господи, почему все тобой помыкают?

— Ну и что? Ты обо мне не беспокойся. По мне, так лишь бы им обоим было хорошо. И чтобы они были рядом и в хорошем настроении. — Клара облизала губы. — А этот пирожок неплохо выглядит.

— Так возьми его, — сказала Лялька, — и сними наконец шляпу.

Этот вечный оранжевый декор, пластиковые салфетки на столах, небрежно протертых официантом после предыдущих клиентов, — все это угнетало Ляльку. А Клара сказала:

— Я никуда не хожу, а так славно поесть в кафе!

Она вынула очки, чтобы посмотреть меню. Лялька понятия не имела, что сестра так близорука. Но зато теперь, без шляпы, с распущенными черными волосами, она выглядела привлекательнее.

Лялька между тем была совершенно уверена, что внимание окружающих привлекает вовсе не внешность Клары. Все женщины в кафе казались как на подбор уставшими и унылыми. Обращали внимание они только на Ляльку: пышные волосы, желтый костюм от Живанши, у горла тяжелая серебряная брошь с обсидианом.

Она заерзала на стуле.

— Ты знаешь, что старый дом сломали? — спросила Клара. — На Брюер-стрит. Я как раз сегодня проходила мимо — там груда щебня.

— А мы что, так близко оттуда? — Лялька была поражена.

— Мы все равно ничего не потеряли, — сказала Клара.

— Отцу следовало купить его, когда была возможность. Триста фунтов — не Бог весть сколько. Но он никогда не верил, что нам придется и дальше жить в такой дыре.

Лицо Клары внезапно оживилось воспоминанием:

— Ты помнишь уборную на улице? А как отец повесил на дверь мишень для дарта?

— Я никогда этой уборной не пользовалась, — ответила Лялька. Но помнила: эта будка ее всегда пугала сладковатым неопределенным запахом и голубоватой паутиной по углам.

— Ну и сукин сын он был, — сказала Лялька. — Помнишь? Как-то из кучи угля высунулся такой забавный зеленый росток, и мама поливала его каждый день в надежде, что это какой-то цветок. Так продолжалось очень долго. А потом оказалось, что это сорняк. По крайней мере, он так сказал. Я только знаю, что он был желтый.

— А я маму почти не помню, — сказала Клара.

— Да она была в доме просто-таки рабыней, бедняжка. Считала каждый пенни. А стоило ей напомнить ему о том, какое приданое за ней дали, он ее бил. Мерзавец.

— Лялька…

— Да, да, мерзавец, нет, что ли? Что он для нас с тобой сделал? Мне, впрочем, было наплевать. Но ты-то была способная, разве не помнишь? Ты должна была что-то предпринять. Как-то бороться…

— Ты так считаешь? Из этого все равно ничего бы не получилось.

— Напротив, получилось бы. Ты могла бы жить иначе. Училась бы в университете. И уж точно не вышла бы за Перетца.

— Не хочу говорить об этом, — сказала Клара решительно.

— Даже сейчас это могло бы помочь, — сказала Лялька.

— Я, пожалуй, возьму яичницу с жареной картошкой.

— Отлично. Вот что я надумала, послушай. Почему бы тебе на Пасху не отдохнуть недельку? Никакой роскоши, ты можешь просто взять тур по фиксированной цене. Немного поваляться на солнце, и пусть наконец тебе подают еду для разнообразия. Что скажешь? — И, повернувшись к официанту: — Я возьму камбалу, если она свежая.

— Ты очень добра, — с сомнением в голосе сказала Клара, — но я не уверена, что Перетц позволит. Позволит тебе платить за нас.

— Что? Я вовсе не предлагала платить за него. Кто-кто, а он в отдыхе не нуждается. У него не жизнь, а сплошной отдых.

— Болеть, — возразила Клара, — не значит отдыхать. Но все равно, спасибо. Однако без него я поехать не смогу. Это было бы нехорошо.

— Почему же? Неужели Перетц, чтоб ему, не сможет прожить неделю без тебя?

— Если и смог бы, — упрямо возразила Клара, — не в этом дело. Он обидится. — Лялька промолчала. — Я не могу вот так вот взять и оставить его одного.

— Ты уверена, что он болен? — осторожно спросила Лялька. — По-настоящему болен. Я что-то не замечаю, чтобы он изменился.

— Ты просто редко его видишь, он действительно болен, не сомневайся.

— Нервы, должно быть, — язвительно сказала Лялька.

— Ты отстала от времени, — Клара рассердилась. — Он серьезно болен. Когда лежит в постели, то едва может пошевелиться. Просто лежит, и все. Нет сил на него смотреть. Он даже есть не хочет. И вообще жить. Весь стол завален таблетками. Ему надо принимать четыреста миллиграммов ларгактила в день, но он отказывается. Говорит, что не хочет облегчить свои страдания. Но его все равно кладут в больницу и прикладывают к голове электроды. Тогда ему становится лучше.