Дети Розы - [14]

— Что пьешь? — спросила Кейти. — Нет, мне нужно что-нибудь покрепче.

— Неужели все так плохо? — поддразнила ее Лялька.

— Нелепая история. Что возьмем? Это ведь греческое заведение, так? Ты уже сделала заказ? Как насчет хумуса, роллов в виноградных листьях и этих… ну такие ломти хлеба…

— Ты почему так оживлена?

— Ну, во-первых, я ношусь как угорелая с визами, — лицо Кейти сияло, она продолжала смеяться. — Нет, это ужас что такое. Вряд ли я могу кому-нибудь сказать всю правду… Лялька, ты можешь назвать меня скрытной?

Лялька недоверчиво посмотрела на нее.

— Скрытной? Нет.

— Вот именно. Так вот, вчера я провела полдня, помогая Джонни. Помнишь его? Он вроде бы композитор. Получил место в какой-то дорогущей школе. Бог его знает, как он туда попал. Ты не поверишь, но за целый семестр никто не догадался, что он вообще не умеет играть на фортепьяно. А вчера кто-то подарил школе потрясающий «Стейнвей». И Джонни — ну и оптимист — знаешь, что он сделал? Вдруг изобразил, что у него судорога в правой руке! Представляешь? Вся школа сидит в ожидании, когда он заиграет, а Джонни топчется, показывает скрюченную кисть — ни дать ни взять, фильм ужасов. И говорит: «Какая боль! Я не могу играть!» — Кейти все это живо продемонстрировала.

— А он мог?

— Никоим образом. Все просто умирали от неловкости. Ну и его тут же уволили. Я дала ему денег. Совсем немного. Но дело не в этом. История имела продолжение. Скажи, Лялька, по-твоему, я должна была рассказать об этом? Я имею в виду…

— Мужу? Не продолжай. Пожалуй, это было бы разумно. Ах, Кейти, Кейти…

— Да, теперь и я это понимаю. Но как все объяснить ему? Да не только ему, а кому бы то ни было. А ведь ясно было, что этого делать не следует. Ты же не забыла ту заваруху из-за такси? В прошлом месяце. Подумай сама.

— Да, но разве ты не помнишь, что и тогда все было точно так же. Все потому, что ты его не спросила.

— Ну и черт с ним. Он держится как добрый дядюшка, разве нет? Ну и с какой стати я должна все и всегда спрашивать? Я к такому не привыкла. Ну а если это было бессовестно с моей стороны, значит, я бессовестная. И тут ничего не поделаешь.

— Но он вправе на это рассчитывать.

— Ошибаешься. А ты знаешь, что я никогда ему не изменяла? Каждый раз думала — может, с этим? Может, на этот раз получится? А сегодня он заявил, что такой ловкой, изворотливой суки в жизни не встречал. Каково?

— Успокойся, ты преувеличиваешь.

— Вовсе нет. Поэтому я и опоздала. Ведь должна же я была ему ответить, как по-твоему?

— Кейти, почему бы тебе просто не рассказать ему все?

— Я и рассказываю, когда он спрашивает. Но как я могу предугадать, что ему может показаться свидетельством моего страшного вероломства?

— Я имела в виду, почему бы не рассказать ему всю правду?

— Тебе легко говорить. Где наш заказ, я умираю с голоду. Не знаю, как ты это делаешь. Я завидую тебе, Лялька. Тому, как ты сидишь, как скрещиваешь ноги. Ужас какая спокойная. Такая сильная. Все думают, я сильная, потому что от меня шум-гам, только это оттого, что я так несчастна, хоть плачь.

Кейти досадливо загасила сигарету, не докурив и до половины. Потом поглядела на Ляльку и рассмеялась.

— Чем ты занимаешься целыми днями? Тебе не скучно?

— Иногда. А тебе?

— Ну конечно, бывает. Бывает скучно. Чего я не пойму, так это почему ты не мечешься, никуда не рвешься. Ну как я.

— Чтобы чего-то достичь? Это ты хочешь сказать? Потому, наверно, что не знаю, чего хочу.

— Детей у тебя нет.

— Нет.

— Тебя это не огорчает? Не отвечай. Дети тут ни при чем. У меня их трое, все разные и славные, а я все равно работаю не покладая рук. Меня это буквально разрушает.

Лялька опустила голову, пожала печами:

— У меня нет твоей энергии. Или твоего таланта.

— Но мои силы на исходе. Мне приходится спать по девять часов, чтобы не упасть в обморок. А что до таланта…

— Да?

— Видишь ли, я еще ничего стоящего не сделала. И, похоже, уже не сделаю. Я ведь журналист. Кропаю статейки. И что с того?

Лялька покачала головой. Имя под статьей, известность — ни к чему такому она не стремилась. Ей это совершенно ни к чему.

Они приступили к еде.

— Знаешь, какой худший поступок в моей жизни? — спросила Кейти, прожевывая мелко нарубленную капусту. — Так слушай. Тогда поймешь, до чего могут дойти эти подонки.

— Худший поступок? — переспросила Лялька. — Зачем это рассказывать мне?

— Чувство вины, милая. Чувство вины. Так слушай. И осторожно с этим перцем — страшно злой.

— Я люблю чили.

— Так вот, я буквально украла жизнь одного мужчины. Он доверял мне, а я так с ним поступила. Он увидел меня в одном баре, заговорил со мной, и я слушала так, словно я смазливая дуреха с куриными мозгами. А потом все это в подробностях описала. Все говорили, что я счастливица. Счастливица! Представляешь? Я всю жизнь работала как проклятая, старалась утвердиться в профессии, но стоило мне сделать настоящую гадость — и я стала счастливицей.

— Должно быть, он был видной птицей.

— Правда. Похоже, ты никогда не читала мою газету, а то бы знала об этом. Вот таким был мой самый мерзкий поступок.

— Мне он не кажется таким уж мерзким. — Лялька засмеялась.

— Мерзкий, не сомневайся. Давай закажем еще бутылку. — Но Лялька уставилась на свою левую руку. На побледневшем лице отразился страх. — Что стряслось?