Чумные ночи - [210]

Шрифт
Интервал

Все в очередной раз подумали, что Независимость Мингеру поможет сохранить лишь продолжение блокады либо протекторат какой-нибудь из великих держав.

Участвуя в подобных совещаниях, Пакизе-султан время от времени пыталась представить себе, как бы в этой ситуации поступил ее отец. А иногда воображала себя Мурадом V, и тогда, как Пакизе-султан писала сестре, ей казалось, что она начинает более вдумчиво, подробно и терпеливо вникать в государственные дела. Сидя за письменным столом, королева порой потирала лоб и хмурилась, как отец, или, откинув голову на спинку стула, задумчиво смотрела в потолок. В такие минуты она чувствовала, что ей удается и походить на отца, и одновременно оставаться самой собой, – об этом Пакизе-султан тоже со всей искренностью рассказывала старшей сестре.

Каждый день супруги упорно продолжали навещать какой-нибудь из кварталов Арказа. Благодаря быстрому затуханию эпидемии эти визиты превратились в своего рода скромные праздничные церемонии. Горожане радовались не только хлебу, грецким орехам, черносливу и прочей снеди, которую привозила королева, но и тому, что одно ее появление словно бы заставляло чуму отступать.

Когда бронированное ландо въезжало на квартальную площадь – будь то в любимых покойным Командующим Камилем Турунчларе и Байырларе или в греческих Дантеле и Петалисе, – в окнах кое-где появлялись мингерские флаги, женщины брали на руки детей, чтобы те могли увидеть ее величество. Утверждали, что ребенка, до которого королева дотронется или которому даже просто улыбнется и помашет рукой, ждет счастливая жизнь. И много еще о чем говорили арказцы: о том, что гранатовый цвет платка королевы предвещает хорошее завершение года и конец чумы; что если увидеть ее величество издалека, то кажется, будто она улыбается, но на самом деле в ее глазах стоят слезы; что муж ее некрасив – такого уж по злобе своей подобрал племяннице Абдул-Хамид.

Запрет выходить на улицу отменили, оставили только комендантский час с вечернего намаза до утренней зари. Намаз был взят за точку отсчета не из религиозных соображений, как утверждают некоторые, а потому, что у большинства мусульман не было карманных часов и, после того как доктор Нури вновь запретил азан и колокольный звон, они, можно сказать, потеряли счет времени. Азан, вновь прозвучавший в городе после перерыва в тридцать пять дней, на самом деле не призывал правоверных на молитву, а извещал весь город о наступлении комендантского часа. Услышав, как эхо разносит голоса муэдзинов, арказцы осознали, до чего же тихо было на улицах. Через два дня, то есть в пятницу, 4 октября, был разрешен вход в мечети и церкви.

Снова стали раздаваться звуки, которых никто не забыл, но многие уже не надеялись услышать снова, и это рождало в горожанах чувство, что былая жизнь возвращается. Поначалу мало кто мог в это поверить. Самую большую радость дарили цокот копыт и стук колес. На место умерших от чумы извозчиков пришли новые, которые, точно так же как и прежние, умели по-дружески, ласково уговаривать лошадей одолеть даже самый крутой подъем и только изредка пускали в ход кнут. Пакизе-султан весело рассказывала сестре о том, как счастлива слышать все эти «тпр-р-ру!», «но-о-о!» и прочие извозчичьи оклики.

Вскоре к никогда не смолкавшим крикам чаек, ворон, горлиц и прочих пернатых присоединились голоса играющих на улице детей, торговцев и мастеров, починяющих покосившиеся двери, трубы и изгороди. Женщины, готовясь к близкой зиме, вывешивали на окна или выносили в сад ковры, половики и циновки, чтобы выбить из них палками пыль; их болтовня тоже долетала до Пакизе-султан. А когда эти женщины – и мусульманки, и гречанки – развешивали у себя во дворах постиранное белье, они даже снова порой принимались петь.

Слыша из бронированного ландо, как стучат молотками медники и точат ножи точильщики, супруги понимали, что и на рынки возвращается жизнь. Лавки открылись еще не все, но на Старом рынке повсюду был виден народ, кричали, как встарь, продавцы, предлагая яйца, сыр, яблоки. В день умирало уже не больше пяти-шести человек, но на улицах было малолюдно, после всего пережитого никто еще на самом деле не чувствовал себя в полной безопасности.

Через три дня, в полдень (за окном лил дождь и громыхал гром), в кабинет премьер-министра пришел Мазхар-эфенди и с превеликой вежливостью еще раз напомнил о заявлении, которое собиралась сделать Пакизе-султан. Как только эпидемия прекратится, броненосцы великих держав, понятное дело, уйдут, поскольку единственной их целью было не пустить заразу в Европу, а вместо них явятся броненосцы и войска Абдул-Хамида. В Восточном Средиземноморье немало островов, несколько раз переходивших из рук в руки, от Османской империи к Греции и наоборот (не только Кос, Сими, Кастелоризон и некоторые другие острова архипелага Додеканес)[158]. Каждый раз, когда над островом поднимается новый флаг, броненосцы обстреливают города и гибнут невинные люди. Решение нужно принимать как можно скорее.

– Королева обдумывает все имеющиеся возможности, – поспешил заверить Мазхара-эфенди доктор Нури, пока тот не наговорил еще чего-нибудь бестактного. Но потом сходил в гостевые покои, отвлек супругу от очередного письма и пересказал ей слова главы Надзорного министерства.


Еще от автора Орхан Памук
Дом тишины

Действие почти всех романов Орхана Памука происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка. Подобная двойственность часто находит свое отражение в характерах и судьбах героев, неспособных избавиться от прошлого, которое продолжает оказывать решающее влияние на их мысли и поступки. Таковы герои второго романа Памука «Дом тишины», одного из самых трогательных и печальных произведений автора, по мастерству и эмоциональной силе напоминающего «Сто лет одиночества» Маркеса и «Детей Полуночи» Рушди.


Имя мне – Красный

Четырем мастерам персидской миниатюры поручено проиллюстрировать тайную книгу для султана, дабы имя его и деяния обрели бессмертие и славу в веках. Однако по городу ходят слухи, что книга противоречит законам мусульманского мира, что сделана она по принципам венецианских безбожников и неосторожный свидетель, осмелившийся взглянуть на запретные страницы, неминуемо ослепнет. После жестокого убийства одного из художников становится ясно, что продолжать работу над заказом султана – смертельно опасно, а личность убийцы можно установить, лишь внимательно всмотревшись в замысловатые линии загадочного рисунка.


Стамбул. Город воспоминаний

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». В самом деле, действие почти всех романов писателя происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка. Однако если в других произведениях город искусно прячется позади событий, являя себя в качестве подходящей декорации, то в своей книге «Стамбул.


Музей невинности

Эта история любви как мир глубока, как боль неутешна и как счастье безгранична. В своем новом романе, повествующем об отношениях наследника богатой стамбульской семьи Кемаля и его бедной далекой родственницы Фюсун, автор исследует тайники человеческой души, в которых само время и пространство преображаются в то, что и зовется истинной жизнью.


Снег

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». В самом деле, действие почти всех романов писателя происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка.Действие романа «Снег», однако, развивается в небольшом провинциальном городке, куда прибывает молодой поэт в поисках разгадки причин гибели нескольких молодых девушек, покончивших с собой.


Черная книга

«Черная книга» — четвертый роман турецкого писателя, ставшего в начале 90-х годов настоящим открытием для западного литературного мира. В начале девяностых итальянский писатель Марио Бьонди окрестил Памука турецким Умберто ЭкоРазыскивая покинувшую его жену, герой романа Галип мечется по Стамбулу, городу поистине фантастическому, и каждый эпизод этих поисков вплетается новым цветным узором в пеструю ткань повествования, напоминающего своей причудливостью сказки «Тысяча и одной ночи».


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Жизнь на продажу

Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».


Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.


Творцы совпадений

Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!