Чел. Роман - [88]
– Слушай, Альберт, да ну их – эти первые куски. Давай сразу вальс! Там же все «вышки». Он их и ждет. Боится и ждет. И текущий кусок не поет. Не о нем думает. Так сразу давай – возьмет первое до, без демагогии, чтобы времени не было испугаться… И не смотри так на меня. Может он. Может! Смысл теряем? Да на кой черт нам этот смысл? Мы голос показываем, а не оперу. Да и какая уж там философия в этой «Дочери»? Та еще пьеска. Любовь-морковь в погонах…
Педагог к тому моменту находится в некотором тупике. По правде говоря, он считает, конечно не вслух, поставленную задачу на данный момент невыполнимой.
– Фальцетом – да, но мужским верхним до – категорически нет, – говорит он про себя перед каждой репетицией. И потому с легкостью соглашается с заказчиком. Предложение отца как бы снимает с него ответственность. И на следующий день Альберт, без какого-либо предупреждения, сразу после распевки предлагает спеть финальный кусок. Чел по привычке ищет глазами отца. Этой осенью если он не на гастролях, то всегда сидит на занятиях Чела. Но сегодня это правило нарушено. Говорящее отсутствие. Чел понимает, от кого исходит новшество, озвученное педагогом, и, стараясь выглядеть максимально спокойным, кивает в ответ. Раскачивающийся ритм вальса чуть успокаивает внутреннюю дрожь. Чел невольно переминается с ноги на ногу и пропускает момент, когда нужно вступить. Улыбается педагогу, мол, всё хорошо, попробуем еще раз. Тот ободряюще улыбается и на втором круге Чел подхватывает фортепиано вовремя. На первых двух повторах финальных строк Тонио ему кажется, что он вальсирует – так легко и свободно, наполняя репетиционный зал, льется из него голос. Невольная, ненужная остановка перед третьим повтором губит всё. Чел зажимается и уже первое верхнее до остается си с четвертью, такими же выходят и три последующих. Расстроенный Чел снимает звук с дыхания и останавливает аккомпанемент. Так повторяется семь раз. Отличное, взрослое си с легко уловимой четвертью. Но только лишь. Репетиция заходит в тупик. Но, к удивлению Чела, педагог как раз таки нисколько не расстроен. Вторит его настроению и вошедший в этот момент отец. Понятно, что он был за дверью и все слышал. Подойдя, он берет сына за руку и говорит вкрадчиво:
– Танцуй, мальчик мой, танцуй! Не останавливайся. Бери их, не останавливаясь, как начал. Не делай ради них остановки! Они такие же, как и все. Танцуй! С ними танцуй! Бери вертикаль, но танцуй! И всё получится! Давай, Альберт, давай!
Аккомпанемент вступает, но у Чела далеко не сразу получается поймать волну. Он мнется на месте несколько тактов, и только когда отец, подхватив воображаемую партнершу, вальсирует по залу, Чел вступает, как и в первый раз, мощно, бравурно-уверенно. Перед третьим куском прежняя неуверенность вбивает было его ноги в пол, гортань застывает в ужасе, Чел вновь на какую-то секунду сжимается в клубок напряженных до проволоки нитей. Вдруг яркая, слепящая вспышка – мальчишеская улыбка JDF на уличном концерте в Амстердаме, где частично пьяные зрители сидят на лодках или выглядывают из окон соседних домов. Чел подхватывает улыбку, тут же ощутив и свой, уже знакомый по «Золушке», апельсинно-чарлевый аромат. Первое верхнее до, выданное четко очерченным стаккато, еще слышится им, остальные взлетают в вертикаль одним порывом, одной улыбкой, одним апельсином, одним торжествующим вздохом Чарли, которому на девятом финальном до почти что нет конца. Слегка ошарашенный отец прекращает танцевать. Альберт обрывает аккомпанемент, застыв с открытым ртом в каком-то суеверном ужасе перед тем, что ни при каких условиях не могло случиться, но тем не менее случилось здесь и сейчас…
После прохождения второго маршрута Чарли отдыхает три полных дня. Большей частью спит. По несколько часов гуляет с отцом по лесу, ощущая себя на невидимой привязи. За руку отец уже не держит, но на ключ по-прежнему запирает. Его желтая парка позволяет себе удалиться от Чарли на добрую сотню метров. Отец понимает – Чарли смирилась. И по крайней мере до «решения» третьей «проблемы» не о чем беспокоиться – впереди Open Your Mind Direct75, который уже прошла в марте Ashima. Дверь на ключ на ночь – излишняя, но все-таки необходимая подстраховка. Да и сейчас надо быть начеку. Отец оборачивается. Чарли плетется далеко позади, но в его сторону. Сегодня, на третьи сутки, когда выложенное им видео c Hades достигает нескольких тысяч просмотров, с многочисленными лайками и восторженными комментами, он показывает его Чарли в надежде закрепить успех. Но ее реакция неоднозначна. Она не может сдержать довольной улыбки. Отец специально лишний раз прокручивает для нее комменты. Они, вроде бы забыв об обидах, с полчаса обсуждают профессиональные штуки, десятки раз просматривая каждое движение и их связки. На этом можно было бы закончить. И отпереть наконец двери. Если бы не… Отец замечает, с какой затаенной грустью Чарли провожает взглядом его планшет, когда он убирает его в рюкзак. Застегнув молнию, он, не без разочарования, понимает – все это время она ждала одного, что он позволит ей написать хоть слово тому, с кем она разлучена. Ничего не забылось. Возможно, даже сильнее разгорелось… Отец встает и, раздраженно двигая кистью, объявляет о прогулке.
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.
Приносить извинения – это великое искусство!А талант к нему – увы – большая редкость!Гениальность в области принесения извинений даст вам все – престижную работу и высокий оклад, почет и славу, обожание девушек и блестящую карьеру. Почему?Да потому что в нашу до отвращения политкорректную эпоху извинение стало политикой! Немцы каются перед евреями, а австралийцы – перед аборигенами.Британцы приносят извинения индусам, а американцы… ну, тут список можно продолжать до бесконечности.Время делать деньги на духовном очищении, господа!
Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.