Чел. Роман - [88]

Шрифт
Интервал

– Слушай, Альберт, да ну их – эти первые куски. Давай сразу вальс! Там же все «вышки». Он их и ждет. Боится и ждет. И текущий кусок не поет. Не о нем думает. Так сразу давай – возьмет первое до, без демагогии, чтобы времени не было испугаться… И не смотри так на меня. Может он. Может! Смысл теряем? Да на кой черт нам этот смысл? Мы голос показываем, а не оперу. Да и какая уж там философия в этой «Дочери»? Та еще пьеска. Любовь-морковь в погонах…

Педагог к тому моменту находится в некотором тупике. По правде говоря, он считает, конечно не вслух, поставленную задачу на данный момент невыполнимой.

– Фальцетом – да, но мужским верхним до – категорически нет, – говорит он про себя перед каждой репетицией. И потому с легкостью соглашается с заказчиком. Предложение отца как бы снимает с него ответственность. И на следующий день Альберт, без какого-либо предупреждения, сразу после распевки предлагает спеть финальный кусок. Чел по привычке ищет глазами отца. Этой осенью если он не на гастролях, то всегда сидит на занятиях Чела. Но сегодня это правило нарушено. Говорящее отсутствие. Чел понимает, от кого исходит новшество, озвученное педагогом, и, стараясь выглядеть максимально спокойным, кивает в ответ. Раскачивающийся ритм вальса чуть успокаивает внутреннюю дрожь. Чел невольно переминается с ноги на ногу и пропускает момент, когда нужно вступить. Улыбается педагогу, мол, всё хорошо, попробуем еще раз. Тот ободряюще улыбается и на втором круге Чел подхватывает фортепиано вовремя. На первых двух повторах финальных строк Тонио ему кажется, что он вальсирует – так легко и свободно, наполняя репетиционный зал, льется из него голос. Невольная, ненужная остановка перед третьим повтором губит всё. Чел зажимается и уже первое верхнее до остается си с четвертью, такими же выходят и три последующих. Расстроенный Чел снимает звук с дыхания и останавливает аккомпанемент. Так повторяется семь раз. Отличное, взрослое си с легко уловимой четвертью. Но только лишь. Репетиция заходит в тупик. Но, к удивлению Чела, педагог как раз таки нисколько не расстроен. Вторит его настроению и вошедший в этот момент отец. Понятно, что он был за дверью и все слышал. Подойдя, он берет сына за руку и говорит вкрадчиво:

– Танцуй, мальчик мой, танцуй! Не останавливайся. Бери их, не останавливаясь, как начал. Не делай ради них остановки! Они такие же, как и все. Танцуй! С ними танцуй! Бери вертикаль, но танцуй! И всё получится! Давай, Альберт, давай!

Аккомпанемент вступает, но у Чела далеко не сразу получается поймать волну. Он мнется на месте несколько тактов, и только когда отец, подхватив воображаемую партнершу, вальсирует по залу, Чел вступает, как и в первый раз, мощно, бравурно-уверенно. Перед третьим куском прежняя неуверенность вбивает было его ноги в пол, гортань застывает в ужасе, Чел вновь на какую-то секунду сжимается в клубок напряженных до проволоки нитей. Вдруг яркая, слепящая вспышка – мальчишеская улыбка JDF на уличном концерте в Амстердаме, где частично пьяные зрители сидят на лодках или выглядывают из окон соседних домов. Чел подхватывает улыбку, тут же ощутив и свой, уже знакомый по «Золушке», апельсинно-чарлевый аромат. Первое верхнее до, выданное четко очерченным стаккато, еще слышится им, остальные взлетают в вертикаль одним порывом, одной улыбкой, одним апельсином, одним торжествующим вздохом Чарли, которому на девятом финальном до почти что нет конца. Слегка ошарашенный отец прекращает танцевать. Альберт обрывает аккомпанемент, застыв с открытым ртом в каком-то суеверном ужасе перед тем, что ни при каких условиях не могло случиться, но тем не менее случилось здесь и сейчас…


После прохождения второго маршрута Чарли отдыхает три полных дня. Большей частью спит. По несколько часов гуляет с отцом по лесу, ощущая себя на невидимой привязи. За руку отец уже не держит, но на ключ по-прежнему запирает. Его желтая парка позволяет себе удалиться от Чарли на добрую сотню метров. Отец понимает – Чарли смирилась. И по крайней мере до «решения» третьей «проблемы» не о чем беспокоиться – впереди Open Your Mind Direct75, который уже прошла в марте Ashima. Дверь на ключ на ночь – излишняя, но все-таки необходимая подстраховка. Да и сейчас надо быть начеку. Отец оборачивается. Чарли плетется далеко позади, но в его сторону. Сегодня, на третьи сутки, когда выложенное им видео c Hades достигает нескольких тысяч просмотров, с многочисленными лайками и восторженными комментами, он показывает его Чарли в надежде закрепить успех. Но ее реакция неоднозначна. Она не может сдержать довольной улыбки. Отец специально лишний раз прокручивает для нее комменты. Они, вроде бы забыв об обидах, с полчаса обсуждают профессиональные штуки, десятки раз просматривая каждое движение и их связки. На этом можно было бы закончить. И отпереть наконец двери. Если бы не… Отец замечает, с какой затаенной грустью Чарли провожает взглядом его планшет, когда он убирает его в рюкзак. Застегнув молнию, он, не без разочарования, понимает – все это время она ждала одного, что он позволит ей написать хоть слово тому, с кем она разлучена. Ничего не забылось. Возможно, даже сильнее разгорелось… Отец встает и, раздраженно двигая кистью, объявляет о прогулке.


Еще от автора Виктор Попов
Дарни и небесное королевство

Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.


Рекомендуем почитать
Между небом и тобой

Жо только что потерял любовь всей своей жизни. Он не может дышать. И смеяться. Даже есть не может. Без Лу все ему не в радость, даже любимый остров, на котором они поселились после женитьбы и прожили всю жизнь. Ведь Лу и была этой жизнью. А теперь ее нет. Но даже с той стороны она пытается растормошить его, да что там растормошить – усложнить его участь вдовца до предела. В своем завещании Лу объявила, что ее муж – предатель, но свой проступок он может искупить, сделав… В голове Жо теснятся ужасные предположения.


Слишком шумное одиночество

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


"Шаг влево, шаг вправо..."

1989-й год для нас, советских немцев, юбилейный: исполняется 225 лет со дня рождения нашего народа. В 1764 году первые немецкие колонисты прибыли, по приглашению царского правительства, из Германии на Волгу, и день их прибытия в пустую заволжскую степь стал днем рождения нового народа на Земле, народа, который сто пятьдесят три года назывался "российскими немцами" и теперь уже семьдесят два года носит название "советские немцы". В голой степи нашим предкам надо было как-то выжить в предстоящую зиму.


Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Второй том Собрания сочинений Сергея Довлатова составлен из четырех книг: «Зона» («Записки надзирателя») — вереница эпизодов из лагерной жизни в Коми АССР; «Заповедник» — повесть о пребывании в Пушкинском заповеднике бедствующего сочинителя; «Наши» — рассказы из истории довлатовского семейства; «Марш одиноких» — сборник статей об эмиграции из еженедельника «Новый американец» (Нью-Йорк), главным редактором которого Довлатов был в 1980–1982 гг.


Удар молнии. Дневник Карсона Филлипса

Карсону Филлипсу живется нелегко, но он точно знает, чего хочет от жизни: поступить в университет, стать журналистом, получить престижную должность и в конце концов добиться успеха во всем. Вот только от заветной мечты его отделяет еще целый год в школе, и пережить его не так‑то просто. Казалось бы, весь мир против Карсона, но ради цели он готов пойти на многое – даже на шантаж собственных одноклассников.


Асфальт и тени

В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.