Царь-девица - [3]
Звон с воды встает за чудный?
Чтой-то под моим окошком
Волны за слова лепечут?
– Гусли, гусли-самозвоны,
Вся забавушка моя!
Из зубчатой из короны
Ни зубца не стою я.
Не слыхал еще, как бабы
По ночам толкуют сны.
Гусли, гусли – вся забава
Осьмнадцатой весны!
Я, мальчишка узкогрудый,
С бранным бытом незнаком.
Гусли, гусли-самогуды
Мне – единственный закон!
Я до смертного до поту
Не отстану от струны!
Гусли, гусли – вся забота
Осьмнадцатой весны!
Просияла Царь-Девица:
Терем враз озолотила.
“Баб не любишь? Драк не любишь?
Ну, тебя-то мне и надо!
Как, к примеру, Дева-Царь я,
Так, выходит, – Царь-ты-Дева!
Уж с таким-то голосочком
Муж за прялку не засодит!”
Хлопнула тут Царь в ладоши:
“Повели, чтоб тем же часом
Вихря-мне-Коня седлали!”
Хлопнула в ладоши дважды:
“Повели, чтоб тем же часом
Был Корабь готов к отплытью!”
Трижды хлопнула в ладоши:
“Повели, чтоб тем же часом
Для прощального параду
Там, на площади великой,
Все наши полки сбирались!
– Дура старая, что хнычешь?
Али жалко, что последний
День встает наш, Царь-Девицын?” —
“Ошалела я от счастья, —
Нянька хнычет под ногами, —
Знать, за все мои молитвы, за слёзные,
Вить гнездо тебе, моя орлица безгнездная!
Знать, недаром карты врали,
Знать, недаром я все ночи,
Притаясь, наряд венчальный
Тебе шила-расшивала.
Утюжок пойду поставлю:
Хоть и глаженый, а надоть
Для красы провесть маненько...
– Что ж ты рот перекривила?”
“Kaк в раззолоченной попонке
Негоже бранному коню,
Ужель атласною тряпчонкой
Свою же славу заслоню?
Цельному войску господином
Была, – так справлюсь и с одним!
Одним своим лучом единым
Мы светел-месяц полоним”.
Опоясалась тут саблей,
Свистнула в кулак свой смуглый,
И на зов ее кулашный
Вихорь-Конь к ней на крылечко
Белой молнией взлетает.
“Ну, простимся, нянька, что ли?
Там, на площади великой,
Будет нам не до тебя уж”.
Чмокнула с размаху няньку
В рот морщинистый, соленый,
И с окошечка резного
Коню на спину с размаху
Белой птицею махнула.
Не колосочки овсяные
До солнышка встают в ряды, —
То ратнички ее стальные
Равняются на площади.
Толк по рядам прошел безвестный:
“Не будет Девы-нам-Царя!”
И что нам до зари небесной,
Когда земная нам заря!
Топчи, конь вражеский, посевы!
Все в море кол’кола, звонарь!
И вздох тут: “Дева! Дева! Дева!”.
И рокот: “Царь наш! Царь наш! Царь!”
Грудь в светлых латах, лоб – обломом,
С подсолнечником равен лик.
Как из одной груди тут громом:
“Сам Михаил-Архистратиг!”
“Здорово, стан сильномогучий!” —
Гремит громоподобный глас.
Рече – и, рассекая тучи,
Промеж рядочков понеслась.
Конь с Девицею точно сросся;
Не различишь, коли вдали:
Хвост конский, али семишёрстый
Султан с девичьей головы!
Как вихрь промеж рядочков вихрит,
Пот – градом сквозь пожар ланит.
Лишь где на том конце затихнет,
Уж на другом конце гремит.
Уж никогда грозней да лучше
Трубач губастый не трубил.
Гром-барабанщик обе ручки
По локоток себе отбил.
Как облачная рать в лазури —
Полк за полком, полк за полком.
И подает полкам Царь-Буря
Тут знак малиновым платком.
“Прощайте, верные мундиры!
Стан сухопутный, стан морской!
Как вам – такого командира,
Команды мне не знать такой.
Ни сына у меня, ни дочек,
Вся без остатку пропаду!
Кто на маво коня да вскочит,
Того наследником кладу.
Перехожу в иную веру,
Всю вольность отдаю за грош...
Но следом моему примеру —
Вы бабами не станьте тож!”
Словно лес какой червонный —
Все склоняются знамена...
Словно лик какой явленный —
Все склоняются колена.
Словно реки в половодье —
Слезы светлые текут.
“Рев – сарафанам; кровь – доспехам! —
Им Дева молвит свысока. —
Смерть самоё встречают смехом
Мои усердные войска.
Аль осердить меня решили?”
Стойком на стременах встает,
Всем руки сильные, большие
На целование дает...
“Чад не балуйте, баб не бейте,
Мечом рубите новизну!
А помянуть меня – пропейте
Сегодня всю нашу казну!”
– Прощайте! – почернела разом,
– Простите! – разломила щит...
Мчит, а за ней против приказу
Гром-барабанщик следом мчит.
“Как две руки мои отбиты,
Дай хоть с мизинца ноготок!”
На всем скажу рукой сердитой
Раздергивает жар-платок.
Рвет надвое платок-ширинку,
И, голову пригнув к плечу:
“На, барабанщик, половинку!
Другая будет трубачу”.
Песнь прежалостную тут мы споем:
Как прощалась Царь-Девица с конем.
Как дружочка за загривок брала,
Сахарочку в рот брусочек клала,
Целовала как, огня горячей.
Промеж грозных, промеж кротких очей,
Прижималась как – щекой золотой
К конской шее лебединой, крутой...
Повязавши как шнурком поясным,
В ножки кланялась поклоном земным,
Как покорно – что гайдук-есаул —
Белый конь в ответ колено согнул,
Как пригнушись, чтоб не слышал никто,
Сотворила ему речь на ушко.
И еще-то мы прибавим к сему,
Как все слезки до единой ему
Сцеловала – ровно брат-ей-жених —
С карих ласковых очей дорогих,
Как все жилы напружились на лбу,
Себе в кровь как закусила губу.
Как по сходням взошла
Стопудовой пятой,
Как прах с ног отрясла,
Как махнула рукой.
Полк замертво свалился пьяный.
Конь пеной изошел, скача.
Дух вылетел из барабана.
Грудь лопнула у трубача.
“Что за костер это мчится в степях синих вод?”
– То сваму счастью навстречу красотка плывет.
“Кто ж у ней славно так правит рулем-кораблем?”
– Море им правит, так вот он и прет напролом!
“А под шатром-то, с лицом-то как шар золотой,
