Бимен - [69]

— От небольшой пробежки через огород до дома мои ноги и руки отогрелись, и я забравшись на самый верх лестницы, решил перевести дух. Открыл дверь, и сел на порог, высунув ноги наружу. В памяти всплыло ПЕРВОЕ, совершенное мной преступление. Тщательно спланированное, и реализованное.

Это произошло, когда мне было то ли шесть, то ли семь лет. Так же как и в любое другое лето, я отдыхал у бабушки в деревне. Не подумай, что тут какое-то особенное место, где в воздухе витает преступный вирус. Совсем нет, просто обстоятельства сложились таким образом. И моя личность взяла верх над законом и над моралью. Я поступил так, как поступает затравленный зверь. Отличие было только в том, что животное нападает сразу, если ему некуда отступать, а я ждал удобного момента. Тем самым превращаясь из дичи в охотника.

— Сын! Чего сидишь, мерзнешь? — раздался голос, который выдернул меня из воспоминаний. Отец стоял внизу, и держался за лестницу. Я так сильно задумался, что и не заметил как он подошел. Интересно, как долго он тут стоит, и смотрит на меня?

— Сейчас, иду, пап! — развернулся я, и хотел забраться снова на чердак.

— Эй, ты куда? Нам выезжать пора.

— Да я на секундочку, — начал было я уговаривать его немного задержаться, но потом обратил внимание на землю около лестницы. От того места, где стоял отец, и до калитки на огород должны были тянуться мои следы. Точнее, не столько мои, сколько Споукли. Когда я тянул его, кроссовки оставляли в земле две хорошо различимые бороздки. Сейчас их не было. Я посмотрел на свои руки. Замерзшие пальцы оказались чистыми, а вовсе не в прелой листве и земле. Это могло означать только одно. Все, что мне пришлось пережить десять минут назад всего лишь выдумка. Никого я не тащил через огород, задыхаясь от зловония, и никого не закапывал в опавшую листву. Я просто представил, что было бы окажись пистолет настоящим. И на что я готов пойти, чтобы скрыть следы своего преступления. Получается, что никакого трупа на сеновале не было. А значит, и пистолета там нет. Поиски бессмысленны. Я закрыл чердак на щеколду, и спустился к отцу.

— Прошу, вас сэр! — и он жестом предложил пройти в дом.

— Да, Беримор, — я едва заметно кивнул.

Отец покачал головой, как бы говоря: «Эх, Бартеломью!», и взяв лестницу, понес ее в сарай.

Мы попрощались с бабушкой, я вернул пропавшую телогрейку, потом мы сели в автомобиль, и поехали обратно. В этот раз я не был склонен вести беседу.

Пока за окном пролетал знакомый пейзаж, я погружался все глубже и глубже в воспоминания семилетней давности. Я стою на полянке перед домом. Воздух теплый, легкий. Делаю вдох полной грудью, и задерживаю дыхание. Потом развожу руки в стороны, поворачиваю ладонями к солнцу, и стою не шевелюсь. В тот момент, когда кислород в легких заканчивается, запрокидываю голову, и медленно выдыхаю.

— Привет, Бартик! — слух резанул голос двоюродного брата. Он приезжал в деревню к бабушке только в одно лето. Но этих двух месяцев хватило с лихвой, чтобы его образ надежно отпечатался в моей памяти. Денис был на два года старше меня. И больше меня был примерно вдвое. Он был толстым, рыхлым, с потными ладонями. Больше всего я запомнил его потные ладони. Он подходил почти вплотную, и вытягивал вперед руку со словами: «Привет, Бартик!» В тот момент, когда я протягивал свою руку для рукопожатия, он резко убирал свою. Делал это Денис не для того, чтобы подшутить надо мной, а для того, чтобы стукнуть своими пухлыми костяшками пальцев по моим бубенцам. Безусловно, это для него была очень смешная шутка. Я сгибался пополам, держась за свои разбитые сокровища, и с красным лицом мычал, что-то нечленораздельное. Он же хохотал, счастливый от причиненной мне боли. Можно было конечно пожаловаться взрослым, но как? Как сказать бабушке, что один внук бьет второго по яйцам, и при этом смеется как сумасшедший. А вдруг она скажет: «Покажи, может они посинели уже. Снимай штанишки быстро, дай поглядеть!» Такого я себе даже представить не мог. Каждый день он протягивал мне руку для рукопожатия, и каждый раз я думал, что он и вправду хочет поздороваться. Секундой позже я стонал от боли, а он заходился от смеха. Чтобы больше не страдать, я решил не отвечать на рукопожатие Дениса. Лишив его возможности причинять мне боль. В ответ на это он начал ставить мне сливку. Подходил, и по-прежнему здоровался: «Привет, Бартик!» В ответ на приветствие я стоял и держал руки в карманах. Тогда он хватал мой нос, своими толстыми сальными пальцами, и начинал его выкручивать. Слезы брызгали из глаз, а я поднимал руки к лицу. Ему только это и нужно было, и он опять бил меня в промежность. В ту секунду, когда нос освобождался, я опять сгибался от боли в паху. И вновь Денис радовался как младенец. Последней каплей стало его желание научить меня дышать особым образом. Он подкрадывался ко мне со спины, и зажимал своей влажной ладонью мой нос и рот одновременно. При этом он склонялся над ухом, и жарко дышал в него: «Дыши жопой, Бартик! Дыши жопой!»

Я пытался оторвать его руку от своего лица, но он был сильнее меня. Его ладонь словно прилипала к коже, не пропуская воздух. Легкие разрывались, я мычал, и цеплялся пальцами за его ладонь, пытаясь освободиться. Когда в глазах темнело, Денис выпускал меня со словами: «Ничего, Бартик, завтра еще потренируемся!» Я валялся на полу, как рыба жадно хватая ртом воздух, а он стоял и улыбаясь смотрел на меня. В первый раз, когда это произошло, я подумал, что хорошо было бы если Денис умер. Все равно как. И я вовсе не стыдился своего желания. Это стало бы моим спасением. А потом пришло осознание того, что я сам могу избавить мир от Дениса. Просто вычеркнуть его из своей жизни. Я МОГУ это сделать! Это не сложно. Как в кино. Раз, и все. Его больше нет. Но где мне взять оружие? И что будет, если кто-нибудь догадается, что это я? Нужно все предусмотреть, и спланировать. Моя жизнь обрела смысл и цель. С этого дня, я терпел все издевательства Дениса только для того, чтобы однажды убить его.