Апостол свободы - [37]

Однако душа Левского лишь отчасти отзывалась на романтику нового образа жизни. Отличительной чертой его характера было то, что сверхчуткую, глубоко эмоциональную сторону его натуры полностью уравновешивала редкая способность к хладнокровным рассуждениям и анализу. Какую пищу ни находила себе его любовь к приключениям, какую радость ни доставляли ему приятные стороны экспедиции, его критический ум не дремал, и вскоре он увидел отрицательные стороны «лесного путешествия». Поход четы, за которой постоянно охотились турки, мало напоминал увеселительную прогулку, а голод и жажда были куда более частым явлением, нежели прославленный в песнях жареный барашек, красное вино и песни у костра. Левский был молод и вынослив, и потому голод мало его тревожил. Куда больше беспокоил его тот факт, что население почти не обращало внимания на появление четы. Правда, о ней повсюду говорили, о ней распространяли преувеличенные слухи, выдавая желаемое за действительное, однако мало было фактов, подтверждавших веру в то, что стоит чете, или даже Легии, вступить в Болгарию, и она начнет обрастать добровольцами как снежный ком и превратится в народную армию, которая встанет во главе массового восстания. Иногда им попадалась горстка молодых людей, готовых поджечь конак или променять дом и семью на жизнь в горах, но это были ранние и редкие ласточки. У народных масс не было ни боевого духа, ни организации, нужной для революции; время для этого еще не пришло, и чета походила на одинокого буревестника в морской шири.

20 июля возле сыроварни в горах над Златицей чета нашла наконец Филипа Тотю и четверых гайдуков, уцелевших после разгрома его четы. Прискорбный рассказ об обычных несчастьях, которые могли в любую минуту постичь и первую чету, дал и без того встревоженному Левскому новую пищу для размышлений.

На следующий день, когда гайдуки направлялись к овечьему загону, где надеялись достать у пастухов хлеба, они совершенно неожиданно наткнулись на турецкую воинскую часть из четырех десятков человек, которой командовал сам каймакам Златицы. Турки крепко спали возле пастушьих костров. В короткой схватке несколько турок было ранено, а остальные убежали, бросив все походное имущество каймакама на произвол судьбы.

После этого инцидента, который легко мог кончиться катастрофой, если бы турки увидели их первыми, Хитов повел отряд обратно, на хребет Балкан, чтобы избежать новых столкновений. И все же к полудню возле сыроварни они наткнулись на другой турецкий отряд. Сражение длилось до сумерек; командир турок был убит, а солдаты отступили; среди болгар жертв не было. Во время всего остального пути Хитов искусно избегал встречи с множеством турецких отрядов, которые рыскали по горам в поисках четы. Гайдуки все время держались хребта и как могли питались тем, что удавалось достать у пастухов.

Уже наступил август. Трава на горных лугах, такая зеленая и свежая в начале пути, выгорела под безжалостным солнцем и превратилась в сухое сено. Хитов хотел во что бы то ни стало привести отряд в безопасное место, и хотя люди были голодны и устали, он не давал им отдыха, и после ряда форсированных маршей чета подошла к сербской границе, которую и пересекла на рассвете 4 августа. Сербские власти приняли болгар гостеприимно и разрешили отправиться кто куда пожелает. Хитов, Левский и Кыршовский, который вел журнал четы, решили ехать в Белград. Шли слухи о том, что «Добродетельная дружина» организует в этом городе болгарское военное училище, ибо Россия в своей текущей политике склонна поощрять сближение болгар и сербов с целью возможного создания единого и независимого монархического государства. Училище финансируют русские, там будут обучать молодых болгар командованию боевыми единицами численностью не менее ста двадцати человек. Обучение должно закончиться не позднее марта 1868 года, ибо ожидается новая война Сербии с Турцией.

Глава третья

Не надейся на чужую трапезу — уйдешь голодным.

Вдостоль мы ели, ели и пили,

Жирных барашков, вина густого,

Сворачивай знамя, Мануш-воевода!

Гайдуцкая песня

Со времен Легии многое в Белграде изменилось. На этот раз болгарских волонтеров разместили в той самой крепости, которую они когда-то штурмовали. Были и другие перемены, вызывавшие невеселые размышления. В отличие от Легии, Военное училище не являлось самостоятельной боевой единицей. Финансировали его русские, командовал им сербский офицер, все инструкторы были также сербы, а кадеты носили форму, подобную форме сербского стрелкового батальона. И самое главное, у болгар не было своего руководителя. Правда, Панайот Хитов и другие приехавшие в Белград воеводы получали пенсии из средств школы и выполняли роль офицеров связи между болгарскими добровольцами и сербским правительством, однако могучего Народного Воеводы, личности, полной противоречий, но сплачивающей всех воедино, уже не было.

Раковский оставался в Румынии и вел безнадежную борьбу со смертью. Хорошо понимая, что у него мало времени, он работал больше, чем когда-либо, наперекор советам врачей, и начал новую книгу: «Болгарские гайдуки, их происхождение и постоянная борьба с турками от падения Болгарии до последнего времени». В сентябре его здоровье внезапно ухудшилось. Он так ослаб, что уже не мог подняться с кровати, и его верный товарищ Бранислав Велешский носил его на спине. Все деньги были истрачены на четы, и чтобы обеспечить умирающего тем немногим, в чем он еще нуждался, Браниславу приходилось ходить по Бухаресту и попрошайничать в лавках.