Апостол свободы - [36]

Гина умела ставить турок на место. В 1840 году, когда Василу было всего три года, ей понадобилось пойти в городскую пекарню. Она хлопотала у печи, когда молодой турок похвалил ее красоту. Глубоко задетая его грубостью, она ударила его так, что вышибла зуб, и изо рта у него потекла кровь. «Иди жалуйся в конак!», — сказала она спокойно и повернулась к печи. Турок был так пристыжен, что жаловаться не стал, и поступок Гины не возымел никаких последствий.

Увидев, что Гину не запугаешь, турки решили раскинуть сеть пошире. Они подвергли допросу всех друзей Левского и прочесали не только Карлово, но и его окрестности. В Войнягово встала постоем воинская часть, изводя крестьян вопросами о Левском и требованиями прокорма. Туркам сообщили, что кто-то видел, как Левский входил в дом, где когда-то жил, и они арестовали Васила Караиванова. Несчастного парня пять месяцев таскали по тюрьмам, пока родне не удалось наконец освободить его благодаря взяткам.

Хитов назначил Левскому место и час, в который чета будет ждать его. И пока турки изливали свой бессильный гнев на его друзей и бывших соседей, сам он спешил, чтоб вовремя попасть куда следует. Когда же ранним утром 10 июля он оказался в условленном месте, то к своему удивлению никого там не нашел. Он протрубил в рог. Ему ответило только эхо. Товарищей не было и следа. Он снова протрубил в рог. На этот раз к нему вышел старый пастух и сказал, что чета ушла в другое место, а воевода Хитов велел ему дождаться знаменосца и проводить его. Пастух также сказал, что в окрестностях бродит шайка турок, переодетых пастухами; они устроились чуть ниже того места, где находится чета, и трубить в рог не надо. Так Левский уберегся от того, чтобы его изрешетили пулями, как дырками от оспы[50], как он сам заметил в позднейшем разговоре. После часа ходьбы он нашел своих товарищей, которые были очень рады снова увидеть его живым и невредимым.

Оказалось, что Хитов, осматривая горы в подзорную трубу, заметил турецкого офицера; тот разговаривал с пастухами, явно не болгарами. Вечером, когда пастухи вернулись в сыроварню, Хитов отвел одного из них в сторону и узнал, что турок просил пастушью одежду для своих солдат. Хитов сказал пастухам, что конечно же они могут одолжить свою одежду туркам, если им так хочется, но пусть не жалуются, если получат ее обратно, изрешеченную пулями.

Через три дня появились переодетые пастухами турки. Чета поджидала их в густой траве. Хитов приказал своим гайдукам в первую очередь целиться в офицеров, ибо без командира турецкий солдат беспомощен. Когда отряд вошел в зону обстрела, его приказ был выполнен, и стычка закончилась полной победой болгар.

Затем чета пошла далее на запад. Неподалеку от Тетевена, у реки Рибарица, у Хитова возникло странное предчувствие. «Казалось мне, что и нам придется принести жертву смерти. Сказать правду, я не верю в предчувствия и предсказания разных старух, но этот случай слишком необыкновенный, и я часто о нем думаю». Столь сильным было овладевшее Хитовым предчувствие несчастья, что он велел четникам быть осторожнее, однако очень скоро Иван Капитан упал в реку. Он живо выбрался из ледяной воды, но позже у него началась рвота; ему стало так плохо, что чете пришлось остановиться. Два дня они ждали, когда их товарищ поправится, и чтобы скоротать ожидание, убили буйвола, плотно поели, а из шкуры сделали себе царвули — кожаные постолы. Ивану становилось все хуже, и Хитов был вынужден принять тяжкое решение. Ждать далее означало ставить под удар всю чету; о том, чтобы взять тяжело больного с собой, не могло быть и речи. Оставалось или бросить его одного — и тогда он мог выжить, а мог и попасться туркам, — или убить его самим.

По гайдуцкому обычаю, Хитов предложил больному самому сделать выбор. Иван выбрал смерть… Убив товарища, они отрубили ему голову, чтобы его не могли опознать, и Левский, единственный среди гайдуков, кто имел какое-то подобие духовного сана, обмыл ее, прочел над ней молитву и схоронил под буком.

Это была еще одна вариация на вечную тему смерти, еще одно переживание, и нанесенная им травма стала лишь болезненнее с возвращением к обычному порядку жизни. Смерть страшна в любом обличье, даже когда жертва не протестует, а убийцы делают свое дело против воли. Левский не мог забыть смерть Ивана Капитанова и несколько лет спустя, проезжая по тем же местам, он сделал запись в дневнике, указав место захоронения[51].

В то лето Левский многое узнал о том, что в действительности представляет собой жизнь человека, поставленного вне закона. В какой-то степени она отвечала романтическим описаниям «Лесного путника» и песен, которые он еще в колыбели слышал от матери. Он узнал радостный трепет возвращения на родину не скромным дьяконом или мирным учителем, но бунтовщиком, с арсеналом ножей и пистолетов, во всем великолепии гайдуцкого костюма и в жилете, который он сшил собственноручно и украсил изображениями двух львов, вышитых золотой нитью. Лето в Стара-Планине было в самом деле прекрасно, как и описывал его Раковский, и Левский полностью пережил захватывающую дух красоту постоянно меняющихся картин природы, душевное удовлетворение, которое давало человеку чувство принадлежности к тесно сплоченной семье братьев по оружию, и все традиционные удовольствия гайдуцких пирушек.