— Это не бред, — заступился за Теда Такэда. — Это старая акустическая шутка. Звуковая дорожка, в которой люди, которые чувствительны к высоким частотам, слышат одно имя, а те, кто к низким, другое. А трек один, он нарочно так записан.
— Причем тут трек? — возмутился Стюарт. — Здесь из техники только долбаный фонарь, он звук не проигрывает. И то два имени, а нас тут десять. Это Лаудеру нужно было каждому отдельно кричать, и так, чтобы услышанное соседями не распознавалось или не могло интерпретироваться однозначно.
— Погоди,— остановил его Вайз. — Какой у Лаудера частотный диапазон в голосе? Кто-нибудь знает его октавность?
Никогда раньше они таким вопросом не задавались, и теперь все глаза обратились к Теду и Такэде.
— Восемь, — одними губами ответил Такэда.
— Десять, — одновременно с ним ответил Тейлор.
В ангаре наступила тишина. Стюарт протяжно присвистнул.
— Он потому и свет выключил, чтобы мы по губам не прочитали, — торопливо добавил Такэда. — Убрал эффект Макгурка.
— Ясно, — мрачно констатировал Вайз. — Такого диапазона на всех хватит, чтобы ни разу не повториться и не создать что-то знакомое уху. В следующий раз дополним условия стандартным звуковым диапазоном, воспринимаемым человеческим ухом, а не глазами или, мать их, кишками.
— Так не будет уже следующего раза, — вдруг рассеянно сказал Мартинес. — В этом году заканчиваем.
Такэда незаметно наклонился к Тейлору и что-то прошептал ему на ухо, на что тот кивнул. Снаружи раздался шум двигателя, с которым опускался на поляне учебный катер, опоздавший из-за непогоды, и когда Лаудер крикнул в дверь: «На посадку!», курсанты подпрыгнули, глядя друг на друга, но на этот раз разногласий по поводу услышанного не возникло. Они гуськом вышли к катеру, но вместо того, чтобы грузиться, Мартинес остановился возле трапа в кабину и застопорил всю колонну, дожидаясь Лаудера.
— Ну ладно, мы идиоты, — решительно сказал он, когда тот подошел к катеру. — Но пришельцы-то наши сигналы понять способны?
Пилот с удивлением взглянул на него.
— Возможно, — вежливо согласился Лаудер.
— Где же тогда они? — не унимался Мартинес. — Почему мы их не видим?
— А вы считаете, что любой, кто выглядит человеком в видимом спектре, на самом деле им является?
Лицо Мартинеса вытянулось. Пилот засмеялся, рывком развернул трап, по которому сам первым поднялся в кабину. Лаудер последовал за ним, курсанты полезли занимать свои места в салоне, и делали это в полном молчании до тех пор, пока Мартинес, гримасничая, громко не сказал:
— Надеюсь, это он не о себе.
Но на этот раз никто не засмеялся.
Сказка, рассказанная ночью
Случайно или нет, но в день распределения главный аайский солар почему-то не погас окончательно, сделав ночь белой. Город за забором учебного парка утонул в тумане вечернего конденсата, черно-белый, апокалиптически тихий и безлюдный.
— Так-то в мире полно загадок, — Грегори подбросил в костер ветку, просто для того, чтобы освободить место под своим боком на лежанке. — И не все из них разгаданы, несмотря на развитие науки. Человек самая большая из них.
Ветка была хвойной, огонь приподнял ее и выстрелил в воздух искрящийся сноп, после чего тихо улегся в назначенное ему место. Учебный парк пустовал, кругом валялись пустые бутылки после выпускного и обрывки мишуры: дроиды-уборщики приступали к работе только утром.
— Это просто потому, что других мыслящих существ не нашлось, — лениво отмахнулся Вайз. — Сами себе титул дали, самим нравится. А по мне так люди просты и бесхитростны, как палки. И все их сложности существуют только в кошельках их психологов.
— Ну почему, — неуверенно возразил Девилер. — Иногда психологи все-таки помогают разобраться в себе, в своих реакциях, которых не понимаешь.
— Если сам не понимаешь свои реакции, то дурак ты, — отрезал Вайз. — На таких всегда зарабатывают. А вот если врешь себе, что не понимаешь — это другое дело, тут, может, посторонняя помощь не помешает.
— Зачем врать себе? — удивился Гейл, развалившийся на изогнутой в сторону костра нижней ветке дерева словно гепард. — Какой в этом смысл?
— А какой смысл в аутотренинге? — повернулся в его сторону Грегори. — Внушать то, что необходимо для здоровья психики. Если ты сделал что-то ужасное, то можешь сто раз сказать себе, что делал совсем другое, и на сто первый раз тебя даже детектор лжи не поймает, так будешь верить. Мозг способен выстроить многоуровневое здание на грошовом фундаменте.
— Сделанное дерьмо от этого дерьмом быть не перестает, — заявил Гейл.
Грегори пожал плечами, словно этическая сторона вопроса интересовала его меньше практической. Вайз ножом стругал какую-то деревяшку, стараясь делать это так, чтобы стружка летела прямо в огонь, без промежуточной станции в виде его колен, остальные молча смотрели на костер.
Прощание с училищем выходило невеселым, впереди была неизвестность, которая, несмотря на торжественные речи, пугала. Тут, за узорной оградой, даже стены уже стали родными, покидать их хотелось так же, как птенцам хочется вылетать из гнезда: вроде и крылья выросли, вроде и в гнезде уже не развернуться, и на воле вкусного больше, чем дома, а все равно — тепло, мягко, и если клюв разинуть, что-нибудь да положат. Вайз усмехнулся про себя такому сравнению. Птенцы-переростки, какая радость для преподавателей. Хорошо, что выбора нет, а то и вправду… кто-нибудь бы остался. Вайз метнул в огонь свою деревяшку и обвел притихших парней взглядом.