Аминта - [11]

Шрифт
Интервал

Взаимности, внушает мне как раз
Надежду, что конец твоей любви
Счастливым будет. Расскажу тебе
Сейчас я кой о чем, и убедишься
Ты в правоте моей.

Аминта.

                      Когда ты знаешь
По опыту хоть что-нибудь такое,
Что может поддержать мою надежду,
Не умолчи об этом.

Тирсид.

                                Расскажу
Тебе я обо всем охотно. Раньше,
Когда судьба впервые привела
Меня в дубравы эти, так же верил
Его я предсказаниям, как ты.
Но вот однажды как-то предстояло
(Нужда была, иль просто захотелось)
Отправиться мне в тот громадный город,
Который расположен недалеко,
На берегу реки. И за советом
Зашел я к Мопсо. Ты идешь, сказал он,
Туда, где хитрый горожанин, льстивый
Придворный далеко не прочь над нами,
Селянами неопытными, зло
И пошутить, и насмеяться. Будь же
Ты, сын мой, с ними очень осторожен:
Смотри, не приближайся к одеяньям
Раззолоченым, пестрым, новомодным
Султанам и камзолам; берегись,
Чтоб не привел тебя несчастный случай
Иль развлеченья юности на торг,
Что полон вздора только; избегай
Ты место заколдованное это.
— Какое это место? — я спросил.
И он прибавил: — Там живут колдуньи,
Что силой чарования в обман
И слух, и зренье вводят. Что алмазом
И золотом покажется тебе,
В действительности — лишь стекло и медь.
Лари серебряные, что на вид
Полны сокровищ, — камней лишь полны.
С таким искусством сделаны там стены,
Что говорят они и отвечают
Всем говорящим, — но не так, как эхо
У нас в лесах, что отзвуком лишь слова
На слово откликается; они
Все слово повторяют, прибавляя
И то, чего никто не говорил.
Столы и стулья, кресла и кровати,
Вся комнатная мебель и посуда
Владеют даром речи и галдят.
Там разный вздор в обличий детей
Танцует беспрестанно, и немому,
Войдя туда, придется заболтать,
Хотя бы он того и не хотел.
Но это все — зло меньшее из тех,
С которыми ты можешь повстречаться,
Там в камень превратить тебя сумеют
И в зверя, и во влагу, и во пламень,
Во влагу слез и в пламень воздыханий.
Так вот, что он сказал. И с этим ложным
Предубежденьем в город я собрался.
Благое небо, видно, пожелало,
Чтоб там случайно проходил я, где
Находится счастливая обитель.
Оттуда доносились голоса,
Певучие и сладостные, нимф,
Сирен и лебедей; неслися звуки
Такие светлые оттуда, неги
Столь были преисполнены они,
Что пораженный, наслаждаясь ими,
Я долго простоял там. И как страж
Прекрасного, у входа находился
Великодушный с виду человек,
И мощи преисполненный, который
Сомненья вызвал у меня, но в чем
Он только совершенней, как властитель,
Иль, может быть, как кавалер. И он
С улыбкой царственно-учтивой, с видом
И сдержанным таким, и благосклонным
Приветливо мне предложил войти;
Он — столь могучий, мне — совсем простому.
Что чувствовал тогда я, что увидел.
Увидел небожителей я, нимф
Прекрасных, новых Линов и Орфеев,
Богинь, подобных девственной Авроре,
Животворящей все вокруг, в сияньи
Серебряных и голубых лучей.
Увидел Феба я и муз; средь них же
Эльпино восседал. И в этот миг
Почувствовал я то, что выше стал,
Что новой добродетели исполнен,
Божественностью новой облечен я.
Тогда воспел героев я и брань,
И грубой сельской песнью пренебрег.
А если ныне (по его желанью)
Вернулся я к родным лесам, то все же
Я частью сохранил тот пыл. Теперь
Уж не звучит моя свирель простая,
Как прежде, но кругом полны леса
Тех звонких, гордых звуков, что она
Восприняла у труб. Услышал Мопсо
Меня спустя немного и, взглянувши
Злым глазом на меня, околдовал. —
От этого я голос потерял
И долго тут молчал я; пастухи —
Считали все, что волк меня увидел,
А- волком то был Мопсо. Рассказал
Тебе про это я, чтоб ты узнал,
Как недостойны веры басни Мопсо.
Доверься лучше мне. Я попытаюсь
Тебе помочь в твоей беде.

Аминта.

                                     Рассказ
Отраден твой. Так я тебе вручаю
Свою судьбу.

Тирсид.

                           О ней я позабочусь.
Смотри же, через полчаса будь здесь.

Хор.

Век золотой, прекрасный!
Не потому прекрасен
Ты был, что дерева точили мед,
Что вид змеи опасной
Тогда был безопасен,
Что девственный земля рождала плод;
Не потому, что свод
Небес не омрачался;
Но потому, что он
Весною озарен
Бессменною, ей светом улыбался,
И дуб кормы не нес
Товаров по волнам иль бранных гроз.
Но потому, что идол
Тщеславия и лести
Неведом был: его лишь темный век
Измыслил, пышность придал — _
Ему названьем «Чести», —
И стал рабом кумира человек.
В утехах вольных нег
Закон кумира силой
Жестокою своей
Не угнетал людей.
Природою благой иное было
Им, как устав, дано:
«Что сердцу мило, то разрешено».
Амуры легким кругом,
Лук отложив, плясали
Среди цветов и сладкозвучных струй,
И, наклонясь к подругам,
Им пастухи шептали
Признанье, с ним сливая поцелуй, —
Обняв их в тени туй.
А девы — розы тела,
Нагих грудей плоды,
Что круглились, тверды,
Как яблоко, в тот век являли смело
И рек вспеняли гладь,
Любя с волной влюбленною играть.
Лишь ты, Честь, разлучила
Родник утех впервые
С любовной жаждой — силою своей.
Коварно научила
Ты дев красы нагие
Сокрыть под покрывала от очей.
Ты россыпь их кудрей
Под сеткою собрала;
Свободной неге слон,
Движений — плен оков,
Плен чопорности ты уготовала.
Так, силой темных чар
Стал кражею Амура сладкий дар.
Но, мощный победитель
Амура и Природы,
Ты, гордый нашим плачем и тоской,

Еще от автора Торквато Тассо
Освобожденный Иерусалим

Если бы мне [Роману Дубровкину] предложили кратко определить суть поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», я бы ответил одним словом: «конфликт». Конфликт на всех уровнях — военном, идеологическом, нравственном, символическом. Это и столкновение двух миров — христианства и ислама, и борьба цивилизации против варварства, и противопоставление сельской стихии нарождающемуся Городу. На этом возвышенном (вселенском) фоне — множество противоречий не столь масштабных, продиктованных чувствами, свойственными человеческой натуре, — завистью, тщеславием, оскорбленной гордостью, корыстью.


Рекомендуем почитать
Драматург

Пьеса в четырёх сценах .


Миссис Оруэлл

Драма о браке Джорджа Оруэлла с 30-летнему помощницей редактора журнала Соней Браунелл. Лондон, 1949 год. В больнице «Юнивесити колледж» находится Джордж Оруэлл с тяжелой формой туберкулеза…


Голодные

В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…


Покурить травку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поцелуй Иуды

В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.


Разговоры с Богом

Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.