Освобожденный Иерусалим

Освобожденный Иерусалим

Если бы мне [Роману Дубровкину] предложили кратко определить суть поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», я бы ответил одним словом: «конфликт». Конфликт на всех уровнях — военном, идеологическом, нравственном, символическом. Это и столкновение двух миров — христианства и ислама, и борьба цивилизации против варварства, и противопоставление сельской стихии нарождающемуся Городу. На этом возвышенном (вселенском) фоне — множество противоречий не столь масштабных, продиктованных чувствами, свойственными человеческой натуре, — завистью, тщеславием, оскорбленной гордостью, корыстью. Главная тема книги, тем не менее, антагонизм между силами Добра и Зла.

Жанр: Поэзия
Серия: Иностранная литература, 2014 № 07
Всего страниц: 3
ISBN: -
Год издания: 2014
Формат: Полный

Освобожденный Иерусалим читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Вступление Романа Дубровкина



Если бы мне предложили кратко определить суть поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», я бы ответил одним словом: «конфликт». Конфликт на всех уровнях — военном, идеологическом, нравственном, символическом. Это и столкновение двух миров — христианства и ислама, и борьба цивилизации против варварства, и противопоставление сельской стихии нарождающемуся Городу. На этом возвышенном (вселенском) фоне — множество противоречий не столь масштабных, продиктованных чувствами, свойственными человеческой натуре, — завистью, тщеславием, оскорбленной гордостью, корыстью. Главная тема книги, тем не менее, антагонизм между силами Добра и Зла.

Есть у поэмы еще одна, на первый взгляд парадоксальная, особенность. С одной стороны, перед нами рыцарская эпопея, в основе которой лежат исторические события — Первый крестовый поход, описанный с привлечением средневековых хроник, подкрепленных свидетельствами летописцев, в частности, Вильгельма Тирского (1130–1186). С другой стороны, это цепочка фантасмагорических сцен с участием колдунов, волшебниц, эриний и самого Сатаны. Не секрет, что Тассо, как и все его современники, искренне верил, что без помощи нечистой силы мусульмане не сумели бы ни в одном сражении одолеть крестоносцев, защищенных, в свою очередь, ангелами-хранителями с закаленными на небесах адамантовыми щитами. И все же не слишком ли большое место отведено под воображаемое? Не отвлекает ли вся эта дьявольщина от главной темы? Судя по всему, нет. Повествование настолько логично, так тщательно выверено, что элемент фантастического порой кажется убедительней описания самой приземленной механики — присутствующему здесь же детальному разбору метательных снарядов, осадных башен и клумб в волшебном саду коварной обольстительницы Армиды.

Кстати сказать, когда Армида излагает крестоносцам лживую историю о своем самодуре-дяде, возмущенный читатель с трудом сдерживает себя, чтобы не воскликнуть: не было никакой Армиды, и ложь ее не меньшая выдумка, чем она сама!

Автор не скрывал своих намерений и в самых первых строфах поэмы каялся перед Музой:

Прости же, если противозаконно
Я необыкновенные цветы
Вплету в обыденную правду нашу
И вымыслом чело твое украшу.

Подстать сюжету и персонажи. В большинстве своем это родовитые бароны и восточные деспоты, сведения о которых легко почерпнуть из любой энциклопедии, но и те и другие вряд ли узнали бы себя в поэтическом зеркале великого итальянца.

Наибольшей трансформации подвергся под пером Тассо главный герой поэмы — благочестивый, в значительной степени идеализированный Готфрид Бульонский, проводник Господней воли, исполнителем которой явился Ринальд, легендарный основатель знаменитого в Европе дома Эсте. Образ этого бесстрашного, благородного юноши вдохновит впоследствии Никола Пуссена на создание поразительной силы полотна «Ринальдо и Армида». В пару к картине художник напишет еще одну — «Танкред и Эрминия», изобразив будущего наместника Галилеи и Тивериады Танкреда Тарентского и никогда не существовавшую дочь подлинного Яги-Сияна, антиохийскую принцессу Эрминию. Как и у Тассо, мифические герои Пуссена наделены такой убедительностью, что в их портретное сходство нельзя не поверить.

Антиподом Готфрида и других набожных христианских вождей выведен в поэме жестокий Аргант. В публикуемом ниже отрывке он является в лагерь крестоносцев вместе с другим вымышленным посланником египетского халифа, чтобы убедить франков отступиться от Святого града. Эта сцена, якобы имевшая место в начале лета 1098 года, не только поражает невероятным драматизмом и напряженностью, но и посылает недвусмысленный сигнал о сути и целях великой религиозной войны.

Октавы из «Освобожденного Иерусалима» пели во времена Руссо и Гёте венецианские гондольеры. Книга, не покидавшая в течение нескольких веков мировой литературной сцены, находит и сегодня читателя в самых разных странах, причем не только среди соискателей ученой степени. Работая над ее русской версией, переводчик старался не потерять этой уникальной жизнеспособности гениальной поэмы.

Песнь вторая

57

И снова ночь прохладу принесла
Со дна морей, светилу неподвластных,
Когда явились в лагерь два посла
В диковинных чалмах, в плащах атласных.
Пажи, оруженосцы без числа.
Речений не жалея сладкогласных,
Охране объявили пришлецы:
«Египетского царства мы гонцы!»

58

Один из них, Алет, душою черствый,
Был выходцем из городских низов.
Он рано понял, сколько ни упорствуй,
Удача не придет к тебе на зов.
Благодаря коварству и притворству
Он сделался важнейшим из тузов,
Усвоив тактику отпетых бестий,
Наветы прятать под личиной лести.

59

Вторым послом могучий был черкес:
В Египет он пробрался голодранцем
И в краткий срок на самый верх пролез,
Не думая блистать придворным глянцем,—
Воинственностью приобрел он вес,
Упрямой склонностью к жестоким танцам.
Аргантом звался он на новый лад,
Из тысячи богов избрав булат.

60

Наказ халифа привезли вельможи,
И Готфрид принял их в своем шатре —
На стуле струганом, а не на ложе,
Не в злате, не в парче, не в серебре.
Во всем обличье — простота, и все же

Еще от автора Торквато Тассо
Аминта

Пасторальная драма в стихах, сочиненная для постановки при дворе Альфонса II д'Эсте в Ферраре. Благородный пастух Аминта влюблен в неприступную нимфу-охотницу Сильвию, спутницу богини Дианы, и лишь после ряда жестоких испытаний его любовь находит отклик в сердце гордой нимфы.


Рекомендуем почитать
Москва коммунальная предолимпийская

Четвертая книга мемуарных воспоминаний из серии «Человек и история» рассказывает о профессиональной деятельности автора на ряде знаковых объектов Москвы в предолимпийские 80-е годы.Это и жилой район «Черемушки», бывший в свое время образцово-показательным объектом в сфере жилищного строительства, и не менее легендарный спортивный комплекс «Лужники», и автомобильный гигант АЗЛК.


Будем жить для своих детей

Фребель – замечательный немецкий педагог, разработчик идеи и основатель первого «детского сада». В этой книге представлены фрагменты из его наиболее известных работ, последнее издание которых было в 1913 г. В предисловии рассказывается о его жизни и педагогической деятельности. Глубоко проникнув в психологию раннего детства, Фребель разработал систему игр и занятий, а также материал для них. Это первые детские игрушки, так называемые шесть даров Фребеля, которые обеспечивают наиболее гармоничное и быстрое развитие ребенка.Книга предназначена прежде всего родителям и воспитателям.


Обратная сторона зеркала, или Ошибочка вышла

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сладкий перец, горький мед

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Невозможность речи: Жак Дюпен, Матьё Бенезе

В рубрике «Другая поэзия» — новое поколение французских классиков: Жак Дюпен (1927–2012) и Матьё Бенезе (1946–2013). Поэтов двух смежных поколений объединяет «тема сомнения в слове и во власти поэта над ним, а значит, над миром…» — пишет во вступлении с красноречивым заголовком «Невозможность речи» ученый и переводчик Борис Дубин.


Зейтун

От автора:Это документальное повествование, в основе которого лежат рассказы и воспоминания Абдулрахмана и Кейти Зейтун.Даты, время и место событий и другие факты были подтверждены независимыми экспертами и архивными данными. Устные воспоминания участников тех событий воспроизведены с максимальной точностью. Некоторые имена были изменены.Книга не претендует на то, чтобы считаться исчерпывающим источником сведений о Новом Орлеане или урагане «Катрина». Это всего лишь рассказ о жизни отдельно взятой семьи — до и после бури.


Стихи

Стихи шведского поэта, писателя, драматурга Рагнара Стрёмберга (1950) в переводах Ольги Арсеньевой и Алеши Прокопьева, Николая Артюшкина, Айрата Бик-Булатова, Юлии Грековой.


«Чай по Прусту»

Рубрика «Чай по Прусту» (восточно-европейский рассказ).«Людек» польского писателя Казимежа Орлося (1935) — горе в неблагополучной семье. Перевод Софии Равва. Чех Виктор Фишл (1912–2006). Рассказ «Кафка в Иерусалиме» в переводе Нины Шульгиной. Автор настолько заворожен атмосферой великого города, что с убедительностью галлюцинации ему то здесь, то там мерещится давно умерший за тридевять земель великий писатель. В рассказе «Белоручки» венгра Бела Риго (1942) — дворовое детство на фоне венгерских событий 1956 года.