Вступление Романа Дубровкина
Если бы мне предложили кратко определить суть поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», я бы ответил одним словом: «конфликт». Конфликт на всех уровнях — военном, идеологическом, нравственном, символическом. Это и столкновение двух миров — христианства и ислама, и борьба цивилизации против варварства, и противопоставление сельской стихии нарождающемуся Городу. На этом возвышенном (вселенском) фоне — множество противоречий не столь масштабных, продиктованных чувствами, свойственными человеческой натуре, — завистью, тщеславием, оскорбленной гордостью, корыстью. Главная тема книги, тем не менее, антагонизм между силами Добра и Зла.
Есть у поэмы еще одна, на первый взгляд парадоксальная, особенность. С одной стороны, перед нами рыцарская эпопея, в основе которой лежат исторические события — Первый крестовый поход, описанный с привлечением средневековых хроник, подкрепленных свидетельствами летописцев, в частности, Вильгельма Тирского (1130–1186). С другой стороны, это цепочка фантасмагорических сцен с участием колдунов, волшебниц, эриний и самого Сатаны. Не секрет, что Тассо, как и все его современники, искренне верил, что без помощи нечистой силы мусульмане не сумели бы ни в одном сражении одолеть крестоносцев, защищенных, в свою очередь, ангелами-хранителями с закаленными на небесах адамантовыми щитами. И все же не слишком ли большое место отведено под воображаемое? Не отвлекает ли вся эта дьявольщина от главной темы? Судя по всему, нет. Повествование настолько логично, так тщательно выверено, что элемент фантастического порой кажется убедительней описания самой приземленной механики — присутствующему здесь же детальному разбору метательных снарядов, осадных башен и клумб в волшебном саду коварной обольстительницы Армиды.
Кстати сказать, когда Армида излагает крестоносцам лживую историю о своем самодуре-дяде, возмущенный читатель с трудом сдерживает себя, чтобы не воскликнуть: не было никакой Армиды, и ложь ее не меньшая выдумка, чем она сама!
Автор не скрывал своих намерений и в самых первых строфах поэмы каялся перед Музой:
Прости же, если противозаконно
Я необыкновенные цветы
Вплету в обыденную правду нашу
И вымыслом чело твое украшу.
Подстать сюжету и персонажи. В большинстве своем это родовитые бароны и восточные деспоты, сведения о которых легко почерпнуть из любой энциклопедии, но и те и другие вряд ли узнали бы себя в поэтическом зеркале великого итальянца.
Наибольшей трансформации подвергся под пером Тассо главный герой поэмы — благочестивый, в значительной степени идеализированный Готфрид Бульонский, проводник Господней воли, исполнителем которой явился Ринальд, легендарный основатель знаменитого в Европе дома Эсте. Образ этого бесстрашного, благородного юноши вдохновит впоследствии Никола Пуссена на создание поразительной силы полотна «Ринальдо и Армида». В пару к картине художник напишет еще одну — «Танкред и Эрминия», изобразив будущего наместника Галилеи и Тивериады Танкреда Тарентского и никогда не существовавшую дочь подлинного Яги-Сияна, антиохийскую принцессу Эрминию. Как и у Тассо, мифические герои Пуссена наделены такой убедительностью, что в их портретное сходство нельзя не поверить.
Антиподом Готфрида и других набожных христианских вождей выведен в поэме жестокий Аргант. В публикуемом ниже отрывке он является в лагерь крестоносцев вместе с другим вымышленным посланником египетского халифа, чтобы убедить франков отступиться от Святого града. Эта сцена, якобы имевшая место в начале лета 1098 года, не только поражает невероятным драматизмом и напряженностью, но и посылает недвусмысленный сигнал о сути и целях великой религиозной войны.
Октавы из «Освобожденного Иерусалима» пели во времена Руссо и Гёте венецианские гондольеры. Книга, не покидавшая в течение нескольких веков мировой литературной сцены, находит и сегодня читателя в самых разных странах, причем не только среди соискателей ученой степени. Работая над ее русской версией, переводчик старался не потерять этой уникальной жизнеспособности гениальной поэмы.