Освобожденный Иерусалим - [3]

Все потонуло в недовольном гуле,

Дождался Готфрид, чтобы гул ослаб,

По рыцарям глаза его скользнули

И четко, чтобы мог понять араб,

К Алету обратился с речью гордой,

В лицо вельможи взор вперяя твердый:

81

«Посол, в словесной вязи ты увяз,

Угрозы с грубой сочетая лестью.

О, если царь Египта любит нас,

Мы для себя большой считаем честью

Его любовь! Но ты сказал сейчас,

Что Азия нам угрожает местью.

На эти речи я без заковык

Тебе отвечу прямо, как привык:

82

Пойми же, что на море и на суше

Страдали мы при солнце и во тьме,

Дабы спасти от искушенья души,

Дабы увидеть Город на холме.

Был стон святыни то сильней, то глуше,

Но, памятуя о ее ярме,

Мы шли к своей возлюбленной отчизне

С презреньем к бренной славе, бренной жизни.

83

Не зависть призвала нас, не алчба

На трудный путь возвышенных свершений.

О горе, если чья-то плоть слаба,

И аспид, лучшей не найдя мишени,

Ужалит в сердце Божьего раба!

Всех в мире человек несовершенней,

Но Божья длань надежду нам несет —

Смягчит сердца и от греха спасет.

84

Она спасала нас, когда блуждали

Мы, как слепые, без поводыря,

Принизив крутизну, приблизив дали,

Обуздывая реки и моря,

Смиряя, дабы меньше мы страдали,

Жару июля, стужу января.

Господней дланью всюду мы хранимы,

Господней дланью армии гонимы!

85

Господней дланью сила нам дана,

Она триумфа ратного основа.

Не греками страна покорена,

Не флоту франков покорится снова!

И если вдруг оставит нас она,

Какое дело нам до остального!

Господня длань без помощи чужой

Себя повсюду ставит госпожой.

86

И если Бог за прегрешенья наши

Нас разлучит со счастьем боевым,

Не оттолкнем мы скорбной этой чаши,

Умрем, но не завидуя живым.

Да, мы умрем — что в этом мире краше,

Чем вечный сон под камнем гробовым

В земле, где Господа почиют мощи!

Умрем лишенные Господней мощи.

87

Не помышляй, что мира мы бежим,

Как женщины войны бегут в испуге,

И, если мир с Египтом достижим,

Нам важен дружеский сосед на юге.

Но пусть халиф не тянется к чужим

Владеньям — мы, Алет, ему не слуги!

До Иудеи дела нет ему,

Пусть правит счастливо в своем дому!»

88

Он замолчал, и жуткою гримасой

Арганта злобный искривился рот.

Губой задергал горец черновласый,

Затрясся так, что отступил народ:

«Мечом, воитель, чресла опоясай,

Не хочешь мира — получай сирот!» —

И к полководцу подскочил с угрозой,

Собранье оскорбляя гнусной позой:

89

Бесстыдно подхватив полы плаща,

Грудей кормящих он свернул подобья

И, от безумной злобы трепеща,

Смотрел на крестоносца исподлобья:

«Ты царствовать не хочешь сообща,

Ты раздуваешь огнь междоусобья!

Войну от мира отличить легко —

Решай, какое выпьешь молоко!»

90

Тут гневный гул пронесся по собранью:

Вскочили франки в яростном пылу,

Не дожидаясь, шуткой или бранью

Ответит Готфрид царскому послу,

А нехристь, распалясь, как перед бранью,

Скрутил сильнее правую полу:

«Навстречу распре растворяйте двери —

Войну я объявляю вашей вере!»

91

Казалось, Янус белый свет чернит,

Отверзнув злобное нутро черкеса,

В глазах его, как факел эвменид,

Росла, искрясь, кровавая завеса.

Так башня вавилонская в зенит

Вздымалась встарь по наущенью беса:

Уперся в небо головой Аргант —

Созвездьям смертью угрожал гигант!

92

Ответил Готфрид дерзкому злодею:

«С халифом я готов расторгнуть мир.

Царя Египта ждем мы в Иудею,

А не дождемся — явимся в Каир!

Послов я одарю, чем сам владею,

Пускай дивится мусульманский мир!»

Алету шлем достался оперенный,

Захваченный в Никее покоренной.

93

Клинок в подарок получил черкес —

С богатой рукоятью, чужестранный.

Отделки золотой немалый вес

Тускнел перед работой филигранной.

Аргант рукой могучей сжал эфес

И крикнул: «Нынче же смертельной раной

Клинка ознаменуется удар —

Спасибо Готфриду за щедрый дар!»

94

Еще страшней его сверкнули очи,

Едва посланцы вышли из шатра:

«Скачи, Алет, в Египет что есть мочи,

Мне ж в Иерусалим давно пора!

Я в путь отправлюсь под покровом ночи,

А ты готовься выехать с утра.

Я с караваном не пойду верблюжьим,

Мне место там, где слово за оружьем!»

95

Врагом в одно мгновенье стал посол

И, обнаруживая норов бычий,

Ответа не дождавшись, в ночь ушел,

Закон людской отринул и обычай.

На сами звезды дружеские зол,

Нетерпеливо, словно за добычей,

Стрелою ринулся в священный град —

Товарищ был его отъезду рад.

96

Сгустилась ночь, разлив покой безмолвный,

И мир уснул, казалось, навсегда.

В берлогах звери спят, в озерах — волны,

В сердцах не пробуждается вражда.

В прохладной тьме вкушают отдых полный

И пестрые пичуги, и стада.

Уснули ужасы на дне незримом,

Но не до сна сегодня пилигримам.

97

Ни воин закаленный, ни юнец

Не спит сегодня в стане христианском:

Герои ждут, когда же наконец

Родится день в безбрежье океанском

И город — долгого пути венец! —

На горизонте вспыхнет ханаанском!

Не спят и ждут, когда же первый луч

Над башнями пробьется из-за туч!