— Ты точно не хочешь поехать с нами? — спросила я.
— Да я бы не против, но, пожалуй, у меня есть дело поважнее… Не забудь надеть шапку, — дядя Мэт, похоже, хотел сменить тему и попытался нахлобучить мою шапку мне на голову, но я ловко увернулась и засмеялась. Из гостиной донеслось поддерживающее хихиканье моего папы. Он был на удивление в хорошем настроении. Видимо, потому что ему только что позвонили с работы и сообщили о том, что сделка, над которой он так долго работал, наконец состоялась.
— Ну перестать! — всё ещё пыталась уворачиваться от надевания шапки я.
— Ты до сих пор в это веришь? — загадочно вполголоса спросил у дяди отец, выходя к нам в коридор, на что тот в ответ практически незаметно пожал одним плечом, но промолчал.
Я сделала вид, что не услышала, о чём они шепчутся, глядя на них через зеркало у двери и поправляя растрёпанные волосы. Наверняка речь шла о какой-нибудь подружке дяди Мэта, что он не очень любил обсуждать при мне, словно я до сих пор маленькая девочка.
Повернувшись к ним лицом, я победно помахала так и не надетой шапкой.
Мэт улыбнулся и покачал головой, признавая поражение.
— В этом году сентябрь, конечно, очень холодный, но зачем мне шапка, если мы на машине едем? — подытожила я.
— Ой, он себя так ведёт, потому что реально возомнил себя твоим дядей и жалеет, что это не может быть на самом деле так! — иронично выдал папа.
— Так и есть, — кивнул задумчиво Мэт. — Не забыла подарок? — уточнил он у меня.
Я замотала из стороны в сторону головой.
Они с моим отцом были лучшими друзьями ещё со школы. Родители Мэта в то время всегда были в разъездах, а когда ему исполнилось восемнадцать, перестали приезжать вовсе и с тех пор даже не разу не связывались с ним, в то время как мои бабушка и дедушка заботились о нём как о своём родном младшем сыне, папа был почти на три года старше. Но Мэт никогда не рассказывал о том, чем занимались его родители. Точнее, рассказывал несколько раз, но каждый раз история была новой.
Я показала дяде язык на прощание — такой была наша фишка с самого моего детства, затем чмокнула его в щеку, почесала за ухом сидевшего у двери пагля[1] Мэта, Баки, и вышла на крыльцо.
Краем уха, через приоткрытую дверь, я услышала, как отец сказал ему:
— Не жди чуда. Если тело тогда не нашли, это не значит, что она может быть до сих жива, что бы там ни было написано на бумажке.
— Это либо случится, либо нет, я не тешу себя пустыми надеждами, Уилф, — ответит Мэт. После чего они обнялись, и отец вышел вслед за мной.
Вот это было уже странно. О ком они говорили?
Особенно учитывая, какой сегодня день.
Позавчера был день рождения дяди Мэта, поэтому мы приехали к нему на другой конец страны, чтобы поздравить его, как делали это абсолютно каждый год. Вчера был мой день рождения. А сегодня — день, когда умерла моя мама, то есть это произошло через день после того, как Мэту исполнилось девятнадцать. Как и мне сейчас. Она умерла, потому что родила меня. Кажется, вся моя жизнь не задалась с того момента, как только я сделала первых вдох.
Пока я прокручивала все эти мысли в голове, мы с отцом уже сели в машину, и я, расположившись поудобнее на заднем сиденье, воткнула наушники себе в уши и включила музыку погромче.
Кладбище, на котором похоронили мою маму, было совсем недалеко, примерно в получасе езды отсюда. Около двадцати лет назад все они втроём, мои родители и дядя Мэт, жили здесь в этом маленьком городке, а потом отец переехал вместе со мной в столицу перевёлся в местный колледж, и они стали видеться с Мэтом несколько раз в год. На его и мой дни рождения мы традиционно приезжали сюда, а на третий день возвращались домой, заезжая на кладбище.
Доехав, нам приходилось ещё минут десять идти пешком до могилы. С каждым годом кладбище становилось всё больше и всё серее и унылее. Такое чувство, будто зелёные растения могли существовать минимум в ста метрах от его границ.
«Хейли Эмбер Спаркс» — гласила табличка на её надгробии. Они даже не успели пожениться с отцом. Он рассказывал, что мама, будучи беременной мной, ехала по той же дороге, что вела от дома дяди Мэта сюда, потеряла сознание прямо за рулём. Когда её привезли в больницу меня успели спасти, а её после суток бесполезных попыток нет.
Слишком много событий для трёх дней подряд в году: два дня рождения и одна смерть.
Папа оставил белые розы, по его словам опять же, её любимые. Я просто стояла чуть в стороне, засунув руки в карманы и злясь на пронизывающий ветер. Наверное, стоило послушать совета насчёт шапки.
Я даже не знала, что делать и как вести себя каждый раз, как мы бывали здесь. Родителей моего папы не стало, когда мне даже ещё не было и шести лет, и я не помню их похорон. Родители мамы не поддерживали связь с моим отцом с самого моего рождения, я не уверена, что они помнят о моём существовании вообще.
Я лишь видела старые выцветшие фото моих родителей с Полароида, на которых было толком не разобрать ни цвет волос, ни глаз, ни одежды, что даже папа узнавался с трудом. Мне не было грустно или плохо, ведь я не знала свою маму, и от этого было неловко находиться здесь.
