Алехандро Вартан - [21]
— Вы считаете, что здесь можно быть не более часа? — осведомился профессор. — Почему?
— Когда Субконтур начнет привыкать, возникают звуки, как будто что-то собирается проявиться. Я не пробовал оставаться и смотреть. Если вы хотите, то можете попробовать. Но я думаю, не в этот раз. Пусть наш визит пройдет без неожиданностей.
— А припасы? Вы перестраховываетесь?
— Именно.
Мы прошли довольно далеко, и я постоянно следил за часами, ибо считал себя достаточно профессиональным, чтобы руководить вылазкой. Анна снимала всё на видеокамеру, но я посоветовал супругам говорить тихо, не махать руками с выкриками «Итак, мы уже здесь».
Тем не менее, тишина была чем-то сломана. Субконтур ожил раньше времени. Возможно — именно из-за постороннего шума. Я не стал обсуждать, предложив вернуться. Где-то в недрах этого непонятного завода послышался шум двигателей — работал дизель.
— Стройка? — осведомился профессор.
— Хотите глянуть?
— Знаете, одним глазком. Сто метров туда, сто метров обратно.
— Но я думаю….
— Давайте просто дойдем до угла и посмотрим. Если ничего не увидим, уберемся восвояси. Сделаем все так, как вы и говорите.
Я не знаю, что еще сказать о Субконтуре. Может быть, может быть нет. Да, если у вас много воображения, вы можете представить себе мир человека другого рода, а может быть это — некий Создатель, существо, о существовании которого вы даже не подозреваете. Но кто даст гарантию, что сейчас, в данный момент, невидимые жители вашей собственной головы не подбираются к углу здания в странном, таинственном месте? Вы сами придумывали нечто подобное?
Вы не знаете. Лишь всплески подсознания, те, что вылетели на берег и оставили след, говорят о наличии скрытой массы, темной энергии, иных существований. Чего-то еще. Но принято мыслить проще — да и правильно, зачем идти иррациональным путём?
Субконтур оставался таким же, каким я и привык его видеть. Но, добравшись до края здания, мы обнаружили движение за углом. Было довольно далеко, и очевидной казалась единственная вещь — перемещались какие-то машины, автомобили, зеленоватые, возможно — что-то армейское. Анна принялась фотографировать, используя зум.
— Прекрасно, — прокомментировал профессор.
Иван посмотрел на него с подозрением. И правильно — он, будучи человеком приземленным, не желал осложнений. Тем более, он прибыл из города Снов, а это точно о чем-то говорило. Дисциплина. Вот на этом многие и прогорают, когда их мозг теряет способность себя контролировать. Я понял, что профессора надо срочно ударить. Мне поможет Иван — ведь надо двигаться назад, прекращая эту дурацкую съемку.
— Кажется, нас заметили, — проговорила Анна.
Я думаю, это было то, что надо. Назад мы двинулись бегом. Но что мне еще сказать? Мы выбрались за край последнего здания, и туман был уже тут как тут — он напоминал пса, хорошо знающего свое имя.
Ко мне! И он — вот он. Но и это ни о чем не говорило, так как я, будучи самым крупным специалистом, руководствовался лишь собственными наблюдениями, которые, к тому же, не были нигде толком законспектированы. Специализация тут была очень узка, очень сугуба.
Мы едва не вошли в молочную мглу — и в этот раз я ощутил, что есть в этом особая привлекательность. Точно так же летят насекомые на свет, по запаху размотанной липкой ловушки. Сравнения большей частью пустые. Мы вышли к подъему, и глядя вверх, можно было различить крыши крайних домов Козлово.
Что касается Субконтура — то он, разумеется, скрылся в прозрачных волокнах пространства.
— У меня еще есть коньяк, — проговорил профессор, — вы сердитесь?
— Нет, — ответил я, — никто не знает, кто он сам. Можно ли доверять самому себе. Но здесь — пожалуйста. Будьте сами собой. Хотите разлить?
— Давайте поднимемся.
Наверное, он ощущал себя виноватым, но я не стал его терзать. Должно быть, Субконтур — всё же не место для групповых походов. Но к вечеру мы размечтались.
— А что, — говорил я, — страх — вещь полезная. Древнему человеку приходилось бороться с ним на каждом шагу, хотя это и размазано по эпохам. Медленное накопление знаний. А кто знает путешественников, которые, двигаясь через эти горы, ушли и не вернулись? Нет, никто. Потому что научный интерес, видимо, ломает структура ума. Я думаю, в следующий момент вы попросту потеряетесь. Или, например, я — когда выйду на пустырь, чтобы потом двинуться по дороге, но дороги не будет, я пойму, что потерял какую-то часть себя. Ключи. Какой-то инструмент. Да, поверьте, я подумал — я совсем не против попытаться выйти за Субконтур и узнать, что там. Это ведь я сказал, что это — нарост, вкрапление, некий предмет. Гриб. Росток. Что угодно. Ответвление во времени. Но почему? Профессор?
— Нет, вы правы, — ответил он, — что важнее? Мир, достижение, или — исчезновение? Моя молодость прошла. Простите. Я не пойду. У меня много планов на книги. Потом — я преподаю. Я не смогу. Нет, вы правы. Это трусость. Это не игра. Это — жизнь моллюска внутри ракушки. Но я тешу себя мыслью, что ведь я тут был, а другие — не были, и это уже чего-то стоит. Знаете, был бы я неизлечимо болен, было бы мне нечего терять…..
— Вы философ, — сказал я.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.