— Я такого не видел, — подумав, ответил Ханс.
— А что видел?
— Пустоту видел. Темноту. Смерть — это понятие противоположное жизни, вот и все. Как воздух и вакуум. Когда из тебя уходит жизнь, ее место просто заполняет ничто.
— Наверное, — согласился Гейл. — Но это хорошо, это ведь не больно.
— Боль положительный фактор, — возразил Ханс. — Когда тебе больно, тело кричит о жизни. Зато я понял одну штуку, очень важную. По крайней мере для меня.
— Какую?
Креббер вздохнул так, что у Гейла заложило уши.
— Все эти философские учения по поводу смерти, о ее смысле и стремлении к ней, как единственному по-настоящему интересному опыту тела — херня. Стремиться к смерти — значит, ни к чему не стремиться. Таким образом, смерть можно назвать…
— Пределом функции, — съязвил Гейл.
— Почему? — удивился Ханс.
— Ну, ты же сам сказал — стремится к нулю. На алгебре проходили.
Креббер на секунду замолчал, а потом захохотал как сумасшедший, заражая своим весельем и Гейла, и они смеялись до тех пор, пока в шлемах у них не щелкнули передатчики дальней связи, и голос Гуфрана сказал им:
— Привет, мальчики. Рад, что вам весело.
Гейл быстро сел и посмотрел на Ханса, чтобы убедиться, что они слышат одно и то же. Креббер указал рукой на ухо и кивнул.
— Теперь быстро встали и отошли от контейнеров так далеко, как только можете, — приказал им Гуфран. — На скафандрах есть маячки, я слежу за вами. Шевелитесь!
Ханс обхватил пальцами запястье и приложил палец к губам, пришла очередь кивнуть Гейлу — жест означал, что Креббер считает Гуфрана врагом и предлагает пока только слушать. Минута прошла в напряженной тишине, в которую вслушивались обе стороны.
— Прекратите играть в молчанку, это глупо, — наконец сказал Гуфран, и в его голосе послышались нотки раздражения. — Дерек, скажи им.
Гейл обратился в слух, Ханс тоже напрягся.
— Ребята, вы меня слышите? — раздался в шлеме до странности ровный голос отчима. — Сынок, сделай, как он сказал. Мы вас скоро вытащим оттуда, если будете делать то, что он говорит. Ханс, Гейл, пожалуйста.
Ханс вопросительно посмотрел на Гейла сквозь стекло, и тот коснулся пальцами горла — жест, означавший заложника. Даже через стекло стало заметно, как побледнел Креббер.
— Хорошо, мы уходим, — ответил за них обоих Гейл.
Он отключил дальнюю связь, но вместо того, чтобы уйти, начал лихорадочно обшаривать скафандр Ханса на предмет маячка, насколько позволяли неуклюжие перчатки: прощупал его руки, ноги, развернул его боком к себе и даже заставил задрать подошву ботинка, сначала одного, потом другого.
— Может, просто волнуются? — неуверенно спросил Ханс, послушно поворачиваясь под его руками.
— Да он никогда в жизни не называл меня «сынок», — возразил Гейл. — Сказал бы, что шкуру спустит, я бы поверил. Это он дал понять, что влип.
Ханс с любопытством посмотрел на него, но ничего не спросил. Гейл разочарованно ткнул его кулаком в спину.
— Пусто, он где-то внутри встроен, сволочь. Придется идти, пока не придумаем, как его найти, а главное как отключить незаметно, чтобы этот упырь был доволен. И что тут такого интересного, в этих контейнерах?
Он повернул голову в сторону горы упаковок, но Ханс толкнул его в бок.
— Не надо, — решительно сказал он. — Неизвестно, как наше промедление воспримет Гуфран, там у него Дерек на мушке, не обостряй ситуацию. Потом подумаем.
Они шли, прижатые гравитационным колпаком к изрытому кратерами плато, и черная пыль вязко принимала в себя рифленые подошвы их ботинок.
— Что может быть в контейнерах? — продолжал думать вслух Гейл, старательно загребая ногами; пыль вздыбливалась ленивой волной, даже не пытаясь подняться над поверхностью. — У Дерека не секретное предприятие, обычные работяги, и техника далеко не новейшая. Кому понадобились старые плавильни?
— Вряд ли речь идет об оборудовании, — рассудительно сказал Ханс. — Плавильни и прочее легко купить обычным способом, меньше проблем, даже если собираешься заняться незаконной выработкой.
— Значит, должно быть что-то другое, — задумчиво пробормотал Гейл. — Как ты попал в контейнер?
— Как дурак, — с досадой ответил Ханс. — Я думал, Гуфрана откатчики подкупили, чтобы он твоего старика подставил, пошел проследить, что он будет делать. Предполагал банальную порчу оборудования. Зашел за ним в лифтовую, перекинулся парой слов, сказал, что хочу снять спуск, он согласился, а когда я отвернулся, видать, дал по башке. Очнулся — уже внутри.
— Больно? — посочувствовал Гейл.
— Не очень, пока что адреналин всё глушит. Но, подозреваю, небольшое сотрясение я всё же получил.
Отвесные лучи станционных прожекторов ослепительно вспыхивали то на слюдяных прожилках породы, то на густо рассеянных по округе маячках «сети».
— Как думаешь, там уже достаточно далеко?
Креббер ткнул перчаткой в небольшую гряду, похожую на развалины замка — такие же островерхие и причудливые были в ней камни. Путь туда лежал по перемычке между двумя кратерами, казавшимися черными провалами в преисподнюю, радиус каждого был в несколько сотен метров, и обходить их пришлось бы долго.
— По-моему да, — Гейл встал на перемычку и сделал на пробу один шаг — мост вполне крепко держался. — И контейнеры хорошо видны, и к нам незаметно не подберешься. Наверное, в лифтовой ты усек то, что не должен был. И он испугался. Теперь нужно понять, что именно ты видел.
